«Губерман назвал меня бабой и подарил жанр»

В свои 86 лет Ирина Кузьмина творит и назначает свидания.

Некоторое время тому назад я прочел интервью известного поэта-сатирика Игоря Губермана, прославившегося своими четверостишиями, которые он называет «гариками». Когда его спросили о последователях, он ответил: «Теперь в мире многие мужики пишут такие стихи. «А как насчет прекрасного пола? — поинтересовался любопытный журналист. «Есть одна баба из Пензы, – ответил Губерман, — она пишет «ирики».

— Я на него обиделась, — вспоминает Ирина Григорьевна Кузьмина. — Он про мои  «ирики» даже на выступлениях в Чикаго вспомнил. Там случайно встретились с ним мои друзья. «Но ведь не бабкой назвал! — успокаивали они меня. — В его устах это даже комплимент.

Ирина Григорьевна ответила Губерману четверостишием:
Охальник поэт Губерман
Не лезет за словом в карман.
… Вот только какая беда —
Он лезет еще кой-куда.

— Губерман порой некорректен в стихах, но я его уважаю за то, что он меткими четверостишиями подсказал мне жанр, в котором я так «уютно» чувствую себя более полутора десятка лет. Последний раз я общались с ним недавно в Санкт-Петербурге, куда Губерман приезжал с концертом. В конце второго отделения он сообщил слушателям, что в зале присутствует женщина (заметьте, не «баба»), которая пишет «ирики» и только что подарила ему две свои недавно вышедшие книги.

Так уж повелось, что встречаясь с Ириной Григорьевной каждое лето на пензенской земле (она приезжает на свою дачу), мы говорим о творчестве. На этот раз решили поговорить «за жизнь». У Ирины Григорьевны есть что и кого вспомнить.

Тайна рождения
Рассказывая о себе, Ирина Григорьевна откровенна до педантичности.
— Жизнь большинства людей начинается в родильном доме — рассказывает она. — Я появилась на свет в чьем-то сарае. Мои родители жили в Ленинграде, а в то лето гостили у деда на даче под Самарой. Мама шла по улице. Я заторопилась на свет божий. И ей пришлось забежать в чужой сарай…

После школы училась на филфаке Ленинградского государственного университета. В конце 40-х нашу группу неожиданно и без всяких на то оснований заподозрили в антисоветчине. Готовилось сфальтифицированное «Лениградское дело». Мужа (мы учились с ним в одной группе) осудили на 10 лет, по печально известной 58 статье, мне дали 5 лет — за недоносительство на супруга. Наверное, учли, что у нас уже был  сын Мишенька.

Но даже в сибирском ГУЛАГе меня выручили мои стихи. 8 Марта праздновали в заключении. И зеки, и начальство. Собрались в зале. Я продекламировала свое стихотворение «Мать». Сначала была тишина. Подумала: «Провалилась»… И вдруг — овация. Хлопало даже руководство. После праздника меня неожиданно назначили начальником культурно-воспитательной части. От работы на лесоповале освободили. Это спасло мне жизнь. А вот муж погиб. Его завалило в шахте породой.

33 года в Пензе
В городе на Суре Ирина Григорьевна очутилась по семейным обстоятельствам. В 1954 году вышла замуж за инженера, которого направили на работу в Пензу. Это уже потом он стал кандидатом наук, доцентом и заведующим кафедрой в инженерно-строительном институте.

— Отставать от мужа я не хотела и поступила на филологический факультет педагогического института (ныне университета) им. В. Г. Белинского, — вспоминает Кузьмина. — Лекции по русской литературе нам читал декан факультета Лидия Федоровна Кирилюк. Теперь она строгий редактор моих книг. Но так сложилось, что, получив диплом, стала преподавать английский язык. Владела им с детства. Учила меня бесплатно наша знакомая Александра Николаевна Римская-Корсакова — внучка известного композитора… Она преподавала английский язык аж в двух военных академиях и вымуштровала меня! Позже я поступила на факультет английского языка все в тот же педагогический институт и получила второй диплом. В школе № 51 проработала почти 20 лет.

Но любовь к литературе брала свое. Ирину Григорьевну все больше захватывает не только процесс стихосложения, но и желание рассказывать о людях творческих. Она стала лектором. Читала на память стихи, отрывки из прозы известных писателей. Рассказывала о Есенине, Джеке Лондоне, Маршаке, Маяковском, Ильфе и Петрове, наконец — об Ахматовой и Высоцком.

Скажу от себя: она была не просто лектором — Просветителем!

Евтушенко и подсолнух
— Познакомилась я с Евтушенко еще в Ленинграде. А в 1981 году в Пензе организовали выставку его фотографий — «Невидимые нити». Меня пригласили быть экскурсоводом в расчете, что выставку могут посетить иностранцы. Меня подвели к Евгению Александровичу, а он: «Мы знакомы». Я подарила ему большой ядреный подсолнух, сказав: «Как подсолнух поворачивается к солнцу, так и пензенцы — к вашим стихам».

Когда через несколько мы встретилась в Ленинграде, я спросила о судьбе того подсолнуха. Поэт засмеялся: «Если честно, я в поезде его съел».

Выставка проходила полтора месяца. На деньги, тогда заработанные, я купила шубку из искусственного каракуля. Хожу в ней на рынок и теперь…

… Прощаясь, Ирина Григорьевна сказала мне: «Ждите, в будущем году привезу 17 книжку!» «Надо постараться», – осторожно сказал я. «Обязательно доживем!» – воскликнула она и ее глаза сверкнули юношеским блеском.
Абрам Пекный.

Из воспоминаний Ирины Кузьминой
Об Анне Ахматовой
Я окончила школу в 1943 году с отличием в эвакуации в Казахстане. Решила поступать в Ленинградский государственный университет (он находился в эвакуации в Саратове). Мои намерения изменил мой старший друг Борис Сергеевич Худин, убедив поехать учиться в Ташкент.

Его хитрость я поняла только тогда, когда перед отъездом он вручил мне письмо для известной поэтессы Анны Ахматовой (она с группой известных советских писателей была эвакуирована в Ташкент). Борис Сергеевич рассказал, что в юные годы был влюблен в Анечку Горенко (это ее девичья фамилия). Тогда они учились в гимназиях в Царском селе.

В адресном бюро Ташкента мне быстро дали справку. Ахматова проживала на улице Жуковского. И вот я стою в большой комнате, разделенной полинявшей лиловой занавеской.

Оказалось, Анна Андреевна жила не одна, а с женой Осипа Мандельштама — Надеждой Яковлевной. Обе дамы прочли письмо. Чему-то своему улыбнулись. Надежда Яковлевна приготовила чай. Начались расспросы. Тут же я принялась демонстрировать свою эрудицию — декламировала Ахматовой все известные стихи знаменитых поэтов, посвященные ей. Это было принято благосклонно.

За окном стало темнеть. Извинившись, женщины вышли, но вскоре вернулись. Анна Андреевна сказала: «Ирочка, вы нам понравились. Можете занять маленькую комнатку. Но вам придется участвовать в отоплении квартиры».
Я очень обрадовалась. Не раз Ахматова выступала в роли критика моих поэтических опытов. Избегая резких слов, устраивала строгий разбор моих «шедевров».

Однажды, вернувшись с лекции известного профессора Куна, я долго выражала свой восторг. Анна Андреевна внимательно выслушала меня и сказала: «Ирочка, я знаю его еще с Ленинграда. Представьте себе, что вы журналистка и вам поручено написать о нем очерк. Как бы вы начали?» «Кун — король парадоксов!» — выпалила я. «Ставлю вам двойку!» — охладила мой пыл Ахматова. «Я бы начала так: «Кун – маленький, сморщенный, похожий на гриб старичок, с вечной капелькой под носом».

Что сказать о внешнем облике Анны Андреевны?.. Она носила бусы. Платья были темные и довольно длинные, но они не скрывали стройности ее ног. Курила. В один и тот же день могла читать не одну, а две книжки.

Нашим несложным домашним хозяйством занималась жена Мандельштама. (Тогда она еще не знала, что стала вдовой).

Война приближалась к победному концу. Пришло время уезжать. Я тепло распрощалась со своими гостеприимными хозяйками.

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER