Человек, который не боялся
В эти дни мы вспоминаем человека, много сделавшего для нашего края, — второго секретаря обкома КПСС Георга Васильевича Мясникова, которому 20 марта исполнилось бы 90 лет
Он был неординарной масштабной личностью, знания имел энциклопедические, характер — сложный, угождал далеко не всем. Но давно уже о нем ходят легенды, потому что яркий, необычный, потому что заслужил
Бывший редактор «Пензенской правды» Михаил Васильевич Шаров планирует к 100–летию нашей газеты издать книгу «Боль моя, жаль моя, крепостница». Там есть и главы, посвященные Георгу Васильевичу Мясникову. Автор любезно предоставил их редакции для печати.
Это был, если мне не изменяет память, 1980 год. Начало сентября. Я в отпуске, который традиционно проводил на рыбалке. Числа восьмого приезжаю домой, чтобы прикупить продуктов для очередного выезда, а тут вдруг звонок. В телефонной трубке знакомый бас второго секретаря обкома Г.В. Мясникова:
— Здорово!
— Здравствуйте, Георг Васильевич!
— Чем занимаешься?
— Только что приехал с рыбалки.
— Какие планы на завтра?
— Снова на рыбалку.
Георг Васильевич кряхтит, потом говорит почти повелительно:
— Рыбалку придется дня на два отложить. Ты мне очень нужен. Скажи, по какому адресу послать за тобой машину?
Подвижник и патриот
Тут надо сделать остановку, чтобы рассказать о Георге Васильевиче Мясникове.
Уроженец Вадинского района Пензенской области, он в военные и послевоенные годы работал в Московской области, где его избрали секретарем обкома ВЛКСМ. Затем — ЦК КПСС и направление на руководящую работу в Пензенскую область. Георг Васильевич и своим мощным интеллектом, и манерой держаться на людях, и многими другими качествами не вписывался в общепринятый облик партийного работника. Автор многих статей, нескольких книг по истории Пензенского края (писал их сам!), он пользовался большим авторитетом среди интеллигенции, а в научной и творческой среде слыл либералом.
Помимо прочего он по-сыновьи любил родной край и делал все возможное и даже невозможное для сохранения исторических, культурных и литературных памятников.
Это по его идее и при его непосредственном участии в Пензе были открыты Музей народного творчества, Литературный музей, Музей сценического искусства, а Музей одной картины приобрел всесоюзную известность.
Это при нем второе дыхание в своем развитии получили мемориальный заповедник и музей «Тарханы», которые затем стали местом проведения ежегодных Лермонтовских поэтических праздников.
Это он реализовал свой личный проект по созданию памятника первопоселенцу Пензы. Это по его настоянию в области были открыты десятки всевозможных музеев и мемориальных памятников, восстановлены и надлежащим образом оформлены многие дворянские усадьбы, новую жизнь получили десятки родников. Это он был страстным подвижником по созданию детских и юношеских клубов, благодаря чему область опять-таки снискала всесоюзную известность.
Своя точка зрения
А как он выступал на различных совещаниях! На всю жизнь запомнились многие его образные выражения, которые с полным основанием можно отнести к пиршеству ума и мысли.
Вот только некоторые из них: «Похож на верстовой столб – другим дорогу указывает, а сам по ней не ходит» (это о тех, у кого слово расходится с делом); «Капля дробит камень не силой, а частотой удара» (о необходимости целеустремленной и упорной работы для достижения поставленной цели). Или такое, полное сарказма и иронии: «Оригинальный способ «хранения» картофеля придумали в Нижнеломовском районе. По весне посадят в землю тридцать центнеров, а по осени столько же соберут»…
Георг Васильевич и в работе имел «лицо с необщим выраженьем». Он был противником проводимого в области курса на специализацию и концентрацию сельскохозяйственного производства. Видел в этом основную причину деградации малых поселков и деревень, в которых ради заполнения комплексов уничтожались коровники, овчарни и свинарники – основное место работы сельчан.
В узком кругу не скрывал своего возмущения по поводу того, что страной правят выжившие из ума старцы. Но так же решительно был настроен и против «молодого» Горбачева, видя в его политике угрозу существованию СССР.
Самое поразительное для идеолога той поры — он был глубоко верующим человеком. И тому было объяснение: по материнской линии его дед, прадед, прапрадед были священнослужителями.
Горе от ума
В области выше второго секретаря он не поднялся и проработал в этой должности около 25 лет, хотя по уму и талантам превосходил многих и многих своих соратников. И вроде причиной тому было то, что Георг Васильевич иногда лишку принимал «за воротник», хотя ни я, ни мои коллеги никогда не видели его подшофе.
Основная же причина, думается, была в другом — в вольнодумстве и либеральной позиции Георга Васильевича, что не очень-то приветствовалось в то жесткое и до предела зарегламентированное время.
Как пишут составители его посмертной книги «Страницы из дневника» М.Г. Мясников и М.С. Полубояров, «Пенза для Мясникова была и родным городом, и своеобразной «ссылкой». Он принадлежал к немногочисленной группе партийных деятелей — «комсомольцев», возглавлявших ЦК ВЛКСМ и московский комсомол в военные и первые послевоенные годы (А.Н. Шелепин, В.Е. Семичастный и другие). В 1964 г. они сыграли ключевую роль в организации отставки Н.С. Хрущева. При Брежневе путь «комсомольцам» на высшие посты был закрыт: «не умеют гнуть спину». Поэтому творческий потенциал своих самых плодотворных лет жизни Мясников отдал Пензе».
Поможешь?
Впервые Георга Васильевича я увидел в начале октября 1969 года. Тогда, уже после службы в морских пограничных войсках, я снова работал в мокшанской районной газете «Сельская правда». Та осень на редкость выдалась дождливой, уборка урожая оказалась под угрозой, и в район Мясников был направлен в качестве уполномоченного.
Потом по газетным делам я сталкивался с ним, конечно, не раз, он даже предлагал мне перейти на работу в идеологический отдел обкома и не обиделся на мой отказ. Затем без ревности воспринял мое согласие поработать в орготделе обкома.
И вот теперь я срочно потребовался ему.
Георг Васильевич ждал меня в своем большом и прокуренном донельзя кабинете.
— Закуривай, — предложил первым делом и положил передо мной излюбленный свой «Беломор».
Закурил и сам, пуская вверх тучные клубы дыма. Минуты две молчал, потом взял со стола газетные гранки и сказал:
— Читай.
Это была статья для газеты «Советская Россия» за его подписью, а готовил ее после беседы с ним московский корреспондент. И посвящалась она проблемам воспитания молодежи на исторических традициях.
Я прочитал раз, второй…
— Ну и как? Только честно! — спросил Георг Васильевич.
— Статья как статья. Но не партийного работника — в ней нет и намека на то, что делает областная парторганизация в этих вопросах. А ведь вам есть что сказать.
Я стал называть примеры и перечислять факты, которые бы очень выигрышно зазвучали в статье.
Мясников, доселе спокойно и молча куривший папиросу за папиросой, вмиг оживился:
— Ты попал в точку — я тоже такого мнения. Но весь вопрос в том, что через три дня она должна быть напечатана в газете. А времени у меня на переделку нет. Поможешь?
Ночь я провел без сна, не перерабатывая предложенный вариант, а полностью изменив стиль и концепцию статьи. На другой день понес Мясникову. Он ждал меня и тут же углубился в чтение. Я был готов ко всякому раскладу — к полной неудовлетворенности, к возможной правке и переписыванию части текста. Но Георг Васильевич достал ручку, размашисто расписался на последней странице, затем вызвал заведующего общим отделом А.И. Беляева и поручил ему отправить материал.
После этого пошел в комнату отдыха, откуда вынес две красивые перьевые ручки явно зарубежного происхождения и сказал, как приказал:
— Выбирай любую. Это тебе за работу. Спасибо. Статья мне очень понравилась. Если завтра поедешь на рыбалку, можешь воспользоваться моей машиной…
Разговор о пугачевщине
Настроение Георга Васильевича поменялось на глазах, и по всему чувствовалось, что ему хотелось выговориться, продолжить тему, затронутую в статье.
— Вот, понимаешь, написали мы с тобой, что надо с трепетным почтением относиться к историческим традициям, а ведь недоговариваем до конца, даже лицемерим. Ведь, по совести, надо не приветствовать пугачевщину как освободительное крестьянское движение, а осудить…
Я слушал главного партийного идеолога области и не верил своим ушам. А он, задумчиво прохаживаясь по кабинету и непрерывно куря, продолжал:
— По нашим городам и весям ведь тоже огненным катком прошлись и пугачевщина, и разинщина. Не освободительное вовсе это было движение, как трактует наша официальная история, а варварство, настоящий бандитизм. Сотни разграбленных и сожженных усадеб! Тысячи безвинно убиенных! В том числе женщин и детей — ведь для устрашения в иных случаях их заживо сжигали на виду у сельской общины… А как бессмысленно уничтожались бесценные культурные ценности, грабились и сжигались библиотеки! Не так давно в одном из сел Беднодемьяновского района обнаружил старинную икону и библию, изданную, может, лет триста назад, — говорят, со времен пугачевщины хранятся в одном доме. А им по исторической ценности место не в сельской избе, а в музее.
Остановился, замолчал, внимательно посмотрел на меня:
— Ты сам-то как думаешь?
К ответу я был абсолютно не готов и отделался общими, ничего не значащими словами. На том и расстались.
Слова его запомнились на всю жизнь. И когда мне перевалило за пятьдесят и возраст как бы подвигнул к чтению исторической литературы, в том числе и по так называемому «освободительному крестьянскому движению», я убедился в том, насколько был прав Мясников. И насколько смел по тем временам в своих суждениях!
Как Георг меня проверял
Георг, как мы, журналисты, уважительно называли между собой Г.В. Мясникова, всегда ставил на первое место дело и уже потом подыскивал под это дело, под конкретные задачи кандидатуру. Такой бы стиль работы да брежневскому политбюро! Горбачев навеки остался бы в своем Ставрополье, где он ни одного дела не довел до конца.
Осенью 1985 года в «Пензенской правде» оформилась «двухпартийная» система. Стенка на стенку! Не буду перечислять, в какой собрались «республиканцы» и в какой «демократы», только в обкоме партии занервничали. И как на грех чуть ли не забастовка в типографии. Сменили редактора, главный кабинет занял Михаил Васильевич Шаров. Показалось недостаточно. Георг задумал ради баланса сил внедрить в редакцию газеты центриста-миротворца с крепкими нервами.
В декабре 1985 года завотделом пропаганды и агитации Лариса Ивановна Кудрявцева вызвала меня (я в это время формально числился в лекторской группе) и сказала:
— Поедете в Каменку на партийную конференцию. Вас возьмет с собой Георг Васильевич.
И вот мы в пути. Всю дорогу он меня о чем-то расспрашивал на тему истории России. Наши взгляды не совпадали. Он мне показался поклонником дворянской аристократии, чего я, как незнаменитое лицо, происходящее из вольного крестьянства, не мог одобрить. Уж я его и Пушкиным («Я Пушкин просто, не Мусин, Я сам большой, я мещанин»), и Толстым, который пахал-косил и ночной горшок выносил… Не берет моя аргументация, отскакивает…
Проезжаем мимо Лермонтовского разъезда. Километрах в 20 к югу — усадьба Тухачевских. Само собой, разговор зашел о маршале. Я отстаиваю свою точку зрения, что он был великим полководцем, Мясников — про отравляющие газы и «троцкизм» Тухачевского.
Мне было что возразить и как уроженцу степных мест, где проходили крупные банды, и как исследователю, работавшему в архивах, знавшему не один десяток людей, рассказывавших, что вытворяли бандиты. И уже более решительно, чем это позволяла субординация, я встал на защиту Тухачевского.
Привел мнение маршала Жукова, который в «Воспоминаниях и размышлениях» назвал Тухачевского «звездой первой величины». Неосторожно, возможно, немного резко, добавив при этом, что уж, наверное, Жуков побольше нас с вами, Георг Васильевич, разбирался в военном деле. Как я потом узнал, он и Жукова на дух не переносил. Мясников грубо осадил меня:
— Вот сейчас выгоню из машины, что будете делать?
Я спокойно отвечаю:
— Выполнять поручение Ларисы Ивановны. Доеду на попутке.
Дальше до самой Каменки ехали молча.
Каково же было мое изумление много лет спустя, когда, работая над дневниками Мясникова, я нашел его запись о «двухпартийной» «Пензенской правде» и себе как кандидате на должность замредактора. В книгу эта запись от 24 декабря 1985 года не вошла по некоторым обстоятельствам, меня не касающимся. Оказывается, настоял на моей кандидатуре именно Георг, потому что я «более спокойный, вдумчивый человек». Выходит, в ходе поездки он изучал мой характер, не психану ли, не переменю ли свое мнение, не буду ли подлаживаться под начальство.
Вот Зубр! Я до сих пор нахожусь под обаянием его гроссмейстерских атак на мои непрочные фланги и оголенные нервы! Вот как надо подбирать кадры, а не по принципу: у кого рот шире открыт и поклон ниже дрожащих коленок.
Я недолго пробыл в «Пензенской правде». До тошноты надоели метания Горбачева. Ушел работать в музей, где Горбачева не было, нет и никогда не будет. Задание Мясникова я все же выполнил: в редакции «Пензенской правды» возродилась «однопартийная система», действовавшая до государственного переворота августа-декабря 1991 года.
Автор: Михаил ШАРОВ
Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER
