Павел Зайдфудим: Не надо бояться плыть против течения
В середине беспредельных 90-х он решил построить в пензенской глубинке новый мир, основанный на законах гуманизма
Трудно поверить, но у него получилось. Почти на 11 лет. До красных петухов. Сегодня он готов начать все сначала.
Развитие человечества на планете сопровождалось планомерным уничтожением окружающей среды. Экономические реформы чаще всего беспощадным катком прокатывались по миллионам человеческих судеб. Ход истории давно приучил нас, что гармоничных отношений в треугольнике общество — экономика — экология быть не может. Как минимум один всегда оказывается в положении лишнего.
Впрочем, гуманисты, доказывающие обратное, тоже были всегда. Павел Зайдфудим — человек из этой когорты. Биолог, исследователь Севера, государственный и общественный деятель, но в первую очередь философ, проверяющий свои идеи практикой, где бы ни работал — в правительстве, на дальнем Севере, в пензенской деревне.
Подозреваю, что он давно уже понял: мир не изменишь к лучшему. Но точно знает и другое: если не пытаться его менять, он станет окончательно невыносим.
Мама — монархия?
— Несколько лет назад появилась ваша книга «Реабилитация экстремальной среды». Для большинства наших сограждан существование в экстремальных условиях — дело давно уже обыденное, и мне кажется, что в реабилитации и спасении нуждаются среды совершенно другого порядка.
— В физической географии существует шесть экстремальных сред, которые представляют для жизни человека определенную напряженность. Но к физическим добавляются еще экономические и общественные условия. Россия — уникальная страна, где все эти среды есть, и действуют они на всех, независимо от того, кто ты — русский, еврей, татарин. Хотя, если мыслишь по-русски — значит, уже русский. Мы ни на кого не похожи и не будем другими. И я действительно в какой-то степени защищаю эти среды, потому что во многом именно они и формируют нас.
— Сегодняшние общественные отношения, на мой взгляд, среда уже не просто экстремальная, а крайне агрессивная.
— Абсолютно согласен!
— Возможна ли ее внутренняя реабилитация? Я говорю о некоем смягчении отношений в обществе, снижении градуса агрессии.
— Мне кажется, возможна, но далеко не факт, что это произойдет — слишком многое должно для этого поменяться. Народ наш живет достаточно давно и привык к определенным устоям. Ведь если подумать, то на Руси за эту тысячу лет по большому счету ни одной настоящей революции еще не было. Какие бы внешние перемены ни происходили, кто бы ни приходил к власти, суть в итоге получалась всегда одна — монархия.
И не потому, что какие-то авторитарные люди всякий раз оказывались у власти, — народу самому так нравится. Так очень удобно жить. Есть государь-батюшка, который за всех все решает, обо всех заботится, есть злые бояре, которые виноваты, если что не так. А сами мы, что бы ни случилось, вроде как и ни при чем.
И это повсюду, начиная с местного самоуправления, которого как реального полноценного механизма не существует у нас до сих пор. Небольшим исключением был институт земства, который начал развиваться с конца XIX века, но просуществовал, к сожалению, очень непродолжительный период.
Может ли возникнуть что-то подобное сейчас? Пока есть только проблески в виде деятельных НКО, государственно-частного партнерства, но все это очень разрозненно. Вот если бы этот локальный опыт соединить в некое единое движение, действо, то мы давно бы пришли к хорошему результату. Но на Руси ничего быстро не происходит, любое изменение — очень долгий процесс.
Идеальный мир
— Тем не менее в 90-е годы вы попытались создать новую модель сельского поселения, этакий идиллический мир, где человек, экология, экономика мирно сосуществуют. Я говорю про нашумевший в свое время ноополис Луговой.
— Все началось с того, что я увидел красивое место, где мне захотелось поставить дом, чтобы приезжать туда отдыхать. Но социальная запущенность там была жуткая. 55 домашних хозяйств на изумительной по красоте луговине, окруженной лесами, на берегу реки. Народ в основном в возрасте, почти все — потомки кулаков с Казачьей Пелетьмы, перебравшихся сюда в 20-е годы прошлого века.
В советское время были даже колхозом-миллионером, но от былого благополучия уже ничего не осталось. Электричество отрезали за неуплату, периодически приезжал монтер с Пелетьмы, соединял провода, куда-то звонил, там дергали за рубильник, чтобы люди самое необходимое сделали, а потом опять все погружалось во тьму.
Воды тоже не было. Хотя почти у каждого двора — колонка, башня водонапорная в относительно приличном состоянии. Как выяснилось, проблема в том, что мотор у насоса сгорел. Летом поила река, а зимой возили снег с окрестных полей, ледяные глыбы с реки и складывали в погреба. Понадобилась вода, набивали этим льдом и снегом тазы, ведра и растапливали на печи.
Чтобы до пашни добраться, надо крюк в 50 километров сделать, хотя построй небольшой совсем мост через реку — и станет всего 300 метров. Но мост они не строили, даже когда колхозом-миллионером были. А с чего вдруг? Это пусть государство строит! С насосом то же самое: скинуться бы по 100 рублей и отремонтировать или новый купить. Но стоило про это заикнуться — такое возмущение началось!
Скинуться — это ниже их достоинства. А лед на печке топить, тут их достоинство не страдает. Привыкли люди, что кто-то за них делает, кто-то решает.
Так что первоначальной задачей было просто попытаться возродить хорошую русскую деревню, расположенную в совершенно уникальных природных условиях. Не случайно первым из семи структур и юрлиц, которые мы там создали, стало именно КФХ, и назвали мы его «Земля обетованная».
Пять лет мы шли к нему, и появилось оно 7 мая 1999 года. У меня к тому времени был большой бамовский, дальневосточный, в целом северный опыт возрождения локальных территорий. Многие из тех, с кем я работал на Севере, согласились войти в команду, и мы взялись за дело. И уже в ходе этой большой работы выкристаллизовалась идея ноополиса.
— И народ пошел за красивой идеей?
— Нет, конечно. Красивым идеям у нас сегодня уже не верят. Нужны конкретные дела, пусть даже сначала небольшие. Мы тогда первым делом без лишних разговоров съездили в Пензу, поменяли насос. На обратной дороге заехали в Пелетьму, отловили электрика, сказали, что берем его к себе на работу, оформили договор и велели с утра запускать электричество в постоянном режиме.
Утром я пораньше вышел к колонке у двора, начал воду наливать, медленно так, специально не спеша. Народ мимо идет. Один, второй… Сначала не поняли, в чем дело. Человек 20 уже собралось.
— А откуда вода?!
— Вот, — говорю, — насос починили.
— А свет-то как же?
— И свет теперь всегда будет!
Народ по избам побежал проверять. А через пару часов зовет меня помощник.
— Там люди у ворот собрались. Вас просят.
Сказал, чтобы открыл ворота, пустил всех во двор, выхожу и вижу такую картину: стоят человек 30, впереди на рушнике — хлеба каравай, солонка, водки бутылка.
И не успел я рта открыть, чуть ли не хором:
— Барин, челом бьем! Спасибо тебе пришли сказать!
Я опешил сначала. Откуда что взялось? А ты говоришь: революция!
В итоге накрыли стол во дворе, усадили всех и до вечера общались. Мне было важно их послушать, понять.
Потом, когда расходиться уже стали, несколько мужиков спрашивают:
— Барин, а ты сеять собираешься?
— А как же? – говорю им.
— Мы тут, когда колхоз растаскивали, две бороны спрятали. Вот соберешься сеять, мы тогда их тебе отдадим.
На самом деле отдали, они их закопали прямо в поле.
Так вот мы начинали.
Лунинский район тогда возглавлял Александр Михайлович Рогулев. Хороший человек. Нормальный русский мужик. Я ему сразу сказал, что кроме моральной поддержки ничего не прошу, деньги мы свои, северные, привезли и готовы их вкладывать.
За четыре месяца сделали все для нормальной жизни. Магазин заработал, медпункт, купили технику. Рогулев рассказал про нас тогдашнему губернатору. И тот без всякого предупреждения приехал посмотреть. Очень довольным остался, перед отъездом мне говорит:
— Три вещи можешь просить – сделаю.
Ничего, кстати, не напоминает? Это я опять же к вопросу о монархии возвращаюсь.
Я попросил мост, дорогу и газ. Мост с дорогой буквально на следующий день делать начали. С газом сложнее, но в итоге и это одолели.
До красных петухов
— Российская, да и не только, практика показывает, что там, куда приходит бизнес, экология начинает катиться под откос.
— Вот это неправда. В Луговом у нас как раз проросла некая социальная модель, связавшая общество, экономику и экологию. Выросла классическая триада: экономика может быть по-настоящему эффективной, только если она социально комфортна и экологически безопасна. Это единственный вариант, когда может появиться действительно полноценная экономика с долгосрочными перспективами. Модель ноополиса позволяет таковую создать.
У нас одно плавно вытекало из другого. Начали с привычных сельскохозяйственных культур, потом всерьез занялись торфом, глиной, лекарственными травами. Появилась торговая марка «Корзина русского здоровья». Нашли запасы очень хорошей глины, начали понемногу разрабатывать, закупили гончарные круги, стали производить сувениры. Помню, сделали как-то дивного медведя с этой самой корзиной.
Я в Москву поехал по делам. Захватил его с собой в подарок Владимиру Грачеву, который тогда в Думе Комитет по экологии возглавлял. Он как увидел, загорелся: «Это ж символ «Единой России»! А еще сможешь сделать?» Мы в итоге около 300 таких медведей изготовили, потом долго всем дарили.
Экономика на ноги встала, и мы уже к более перспективным делам перешли. Отремонтировали Дворец культуры, на его основе сделали серьезную базу и занялись научной работой по изучению Суры. К нам гости начали приезжать: сначала российские коллеги, потом потянулись французы, немцы.
Параллельно просветительскую работу организовали. Отремонтировали лагерь отдыха. Пару новых корпусов построили. Так детский экологический лагерь появился. Для меня парадокс страшный в том, что сельские дети не знают родной природы, им не ведомо, что в лесах и на лугах растет. Педагоги перестали с ними в лес ходить. А ведь деньги не нужны, чтобы в лес, который у тебя за околицей, вместе с детьми выйти.
А еще ноополис доказал, что долгосрочная экономика обязательно гуманна и к людям, и к природе. Помнишь, как тогда у сельчан землю скупали за бесценок? Они же по наивности своей гектарами ее пропивали и оставались ни с чем. Мы этого делать не стали.
Земля — единственное, что им от советской власти осталось, и единственное, что они детям могли передать. Сделали долгосрочную аренду, десятую часть от урожая отдавали, зерно, кому надо, бесплатно мололи. Специально для жителей Лугового две палаты в районной больнице отремонтировали.
— Счастье — состояние, увы, кратковременное. Давно обратил внимание, что самые красивые истории, как правило, заканчиваются очень печально. Ноополис Луговой исключением не стал.
— История Лугового не закончилась! Она благополучно продолжается, просто на другом этапе, с другими людьми. Группа наших единомышленников покинула село, когда стало понятно, что дальше двигаться не дадут.
Началось с того, что сожгли мой дом, фактически это была наша центральная усадьба. Сомнений в том, что это поджог, не было. Нам давали понять, что надо свернуться и уехать. Я остался, и мы продолжали заниматься своим делом. И тогда ударили уже по-настоящему больно.
Мы только провели большой праздник по поводу 75-летия села, было много гостей, половина районных глав приехали, из областного правительства чиновники. Концерт большой устроили, застолье — куда же без этого? А через месяц после мероприятия вспыхнул ДК. Безумно было жаль и само здание (нам его реставрация недешево обошлась), и то, что осталось внутри и стоило в десятки раз больше: кино- и музыкальная аппаратура, уникальная большая научная библиотека, часть моего архива, привезенного с Севера, коллекция картин российских и зарубежных художников, которые приезжали к нам в Луговое на пленэры и по нескольку работ оставляли в подарок. И многое другое, в том числе музей крестьянской цивилизации.
Я в Москве был в это время. Приехал, посмотрел на дымящиеся руины и дал команду снести к чертовой матери до конца. А что еще оставалось?
Вот тогда стало окончательно понятно, что в покое не оставят. Это для нас ноополис был научно-практическим экспериментом. Со стороны же кто-то, возможно, увидел в этом политические амбиции, к тому же слава о ноополисе уже разошлась во все стороны, люди в других местах заговорили, мол, мы тоже так хотим жить. Мы как бельмо на глазу были этой своей непохожестью и самостоятельностью.
К тому моменту все, что мы вначале сельчанам обещали, было выполнено. Оставалось найти людей, которые бы все созданное смогли взять, чтобы оно могло нормально функционировать. Слава богу, нашел таких в Пензе и в Мордовии. Они купили все наши домики, производственные помещения, оборудование, технику. Теперь живут и работают там.
Возвращение
— Шесть лет спустя вы вернулись. Так же поселились в селе и взялись за новый масштабный проект, примиряющий общество с окружающей средой. Это не сизифов труд? Стоит ли что-то менять к лучшему, если большинство устраивает так, как есть?
— Новый проект связан с рекой и детьми. Мы планируем построить в Алферьевке многофункциональный комплекс «Долина реки Суры». Он будет выполнять самые разнообразные функции: воспитательные, познавательные, исследовательские. Здесь будут игровые и концертные площадки, музейный центр (кстати, презентация его архитектурного проекта уже готова и отправлена для составления проектно-сметной документации).
Пока же мы очень плотно работаем с местной школой, приобрели географический класс, оборудованный так, что далеко не в каждом городе найдешь подобное. Делаем при школе музей. Я хочу, чтобы здесь выросло поколение, понимающее простую и очень важную вещь: у каждой реки должен быть хозяин. Во всем мире за воду буквально дерутся, а мы никак не научимся ее ценить. Но если мы хотим, чтобы была чистая вода, то сначала чистой придется сделать экономику.
Именно это очень важно внушить школьникам. Их жизненная ориентация должна быть связана с развитием территории. А это развитие должно служить благу всех людей, живущих на берегах этой реки.
И это никакой не сизифов труд, а путь эволюции. Количество рано или поздно перейдет в качество. Если же не пытаться, то ничего и не будет. А я так не могу. Человек должен на земле свой след оставить. Но для этого надо не бояться брать на себя ответственность, менять что-то в этой жизни и, если необходимо, плыть против течения.
Справка «ПП»
Ноополис — это город, поселение, полис, живущий на принципах разума и ноосферности, т.е. когда люди становятся сознательной геологической силой (по В.И. Вернадскому) и когда преобразование природы и социальности является не хищническим, а необходимым элементом пытающихся жить разумно людей.
Досье
Павел Хаскельевич Зайдфудим — доктор биологических наук, кандидат философских наук, академик РАЕН, почетный полярник.
В 1989-1991 годах — директор инновационного научно-технологического регионального центра освоения и развития Дальнего Востока и зоны БАМа.
С 1991 по 1998 год — первый заместитель председателя Государственного комитета РФ по вопросам развития Севера и заместитель министра РФ по делам национальностей и региональной политики. Инициатор и ведущий разработчик концепции и программ реабилитации территорий с экстремальными условиями проживания человека.
Читайте также:
Настоятель церкви в Сердобском районе занялся ягодным бизнесом
Автор: Павел ШИШКИН
Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER
