Формула карикатуры Игоря Смирнова

Известный российский карикатурист рассказал «ПП», чего боятся люди в современной России, почему карикатура утратила популярность

— Просматривая современные федеральные издания, приходишь к выводу о том, что жанр карикатуры полностью исчез...
— Он не исчез. Но присутствует в мизерном количестве, если сравнивать с советским временем. Тогда в каждой газете было место для карикатуры — и политической, и бытовой. А журнал «Крокодил» выходил умопомрачительными тиражами.

Сейчас от той популярности карикатуры почти ничего не осталось. В Казани выходит небольшой журнал «Чаян», в «Московском комсомольце» много лет публикуют работы Леши Меринова. Вот, пожалуй, и все.

А между тем во всем мире ни одно серьезное издание не обходится без карикатуры. Она считается неотъемлемой частью журналистики, ведь это репортаж, комикс и философия в одном рисунке. А еще это единственный вид изобразительного искусства, в котором можно одновременно выразить мысль, обозначить проблему и даже дать ее решение.

— Так почему же этот жанр сейчас совсем непопулярен?
— Я давно ищу ответы на вопросы: чего боятся люди в современной России? Почему в жанре карикатуры почти никто не работает? Почему ее не печатают?

А недавно понял: нас одолели всеобщая апатия, нежелание идти вперед, выражать свое мнение. Живем как в болоте. Современная журналистика — только текст и фото. Нет «перца». Нет ничего нового.

А между тем карикатура была популярна даже в XVII веке! В каждой русской избе был лубок (та же самая карикатура). Картинками были обклеены стены, сундуки. И неграмотные крестьяне понимали идею автора! Например, самая знаменитая картинка — много мышей хоронят кота. Подразумевалось, что кот — это Петр I.

Недавно я предложил знакомому редактору крупного московского издания каждый день на первую полосу давать карикатуру. Он ответил: «Игорь, мне не нужно этой головной боли! Я перестану спать ночами — вдруг кто-то что-то не так поймет...» И это крупнейшая газета страны!

Вообще, карикатура — диагностика общества. Она показывает: «у тебя болит здесь». Лечить должен врач, а карикатурист только ставит диагноз.

— Я знаю, что вы много лет бьетесь над тем, чтобы открыть в Москве музей карикатуры. Есть результат?
— Нет, бесполезно. Что только ни делал. Кому только письма ни писал: Ельцину, Путину, Медведеву. Все говорят: «Хорошая идея, но нет у нас в Москве помещения для музея». Я вот никак не могу понять: что, Москва такая маленькая, что в ней не находится 300 квадратных метров?

А ведь история российской карикатуры  уникальна — нам завидует весь мир! Кукрыниксы, Моор, Ротов… Есть современные карикатуристы, которые не нуждаются в представлении.
Я недавно вернулся из Колумбии. Ничего не имею против этой страны, она замечательная. Но можно ли сравнивать ее с Россией? Между тем у них открывается музей карикатуры. Они нашли какого-то карикатуриста 30-х годов в маленьком городке Рио Негро, и его именем называют музей.

Мне недавно один коллекционер-миллионер предложил: «Давай откроем музей русской карикатуры в Лондоне. За финансы не переживай — проспонсирую». Я вот думаю: может, так и сделать?

— Карикатуры на личности вы рисуете не так часто. В основном ваши работы, как сами говорите, — это «философия в графике».
— Вот моя формула карикатуры: 90 процентов — мысль, 10 процентов — графика. Поэтому карикатуристов не готовят ни в одном учебном заведении мира: научить думать нельзя, человеку это дано или нет.

В последние годы я карикатур на людей не делаю, да и от политической темы почти ушел. Раньше много рисовал на злобу дня — Россия, Путин, народ. Но реакции не было никакой. Это как о стенку горох — никакого внимания. Даже думал как-то: посадили бы меня, что ли, для разнообразия…

Кстати, в советское время был карикатурист Константин Ротов, за одну работу он прошел 14 лет лагерей. Рисунок был такой: на спине лошади сидят воробьи и смотрят ей под хвост. А там табличка с надписью: «Закрыто на обед».

Всю жизнь, когда ложусь спать, рядом кладу блокнотик и карандаш — чтобы набросать образы, которые приходят во сне. Иной раз кажется — это гениально! С утра смотрю — полная ерунда.
Однажды записал: солнышко и вода. Ночью был уверен — все понятно, потрясающий образ, весь мир вздрогнет. Утром долго не мог сообразить: какое солнышко, какая вода? Так и не расшифровал… А могла бы получиться гениальная работа, итог всей жизни (смеется). Потом понял, что если не запомнил — так должно и быть.

Действительно, я люблю философские работы. У меня почти нет рисунков просто ради хохмы или с темами «ниже пояса».

— Но именно такого рода темы сейчас и популярны...
— Строить работы на пошлости и безвкусице проще всего. Между прочим, на это и налетели сотрудники французского журнала «Шарли Эбдо» (на их офис было совершено нападение боевиков ИГИЛ (организация запрещена в России) в январе 2015 года за серию карикатур о пророке Мухаммеде). Тогда погибли 12 человек, среди них мой знакомый, 80-летний карикатурист Жорж Волински.

Я не оправдываю убийства, которые произошли, — это немыслимо. Но мои коллеги переступили грань, которую нарушать нельзя, — издеваться над верующими, инвалидами, калеками, детьми… Это запрещенные темы! А они лезли везде, и это стыд и позор.

И та трагедия, кажется, ничему их не научила. Потому что после терактов в Париже редакция выпустила целый номер карикатур, посвященных этому событию.

Вот такие способы «завоевывания читателя». А народ не будет шевелить мозгами над твоей философской карикатурой, его потянет туда, где все понятно. Но опускаться до такого художники не должны. Людям нравится и то, что нарисовано в туалете на стенке.

Карикатура — это вид искусства, и художник должен держать определенную планку. Чтобы не было стыдно ни перед самим собой, ни перед своей аудиторией. И я всю жизнь стараюсь следовать этому правилу.

Связь с Пензой

Родная тетя Игоря Смирнова, сестра отца, всю жизнь прожила в Пензе. Ее муж, Михаил Евгеньевич Бондарь, был большим человеком — в 1956—1957 годах занимал пост прокурора Пензы и области. Семейная легенда такова: уже был подписан документ о его назначении на должность заместителя генерального прокурора СССР, и супруги вместе с двумя детьми должны были переехать в Москву, в государст­венные апартаменты на улице Горького, но за несколько недель до переезда Бондаря расстреляли в собственном автомобиле. Игорь Смирнов уверен, что это было связано с последним делом родственника — ограблением троллейбусного парка. Так или иначе, семья лишилась отца и осталась в Пензе.

Двоюродные брат и сестра Смирнова выбрали профессию инженера, всю жизнь прожили в Пензе, их дети и внуки тоже здесь.

А сам художник был в нашем городе всего раз, два года назад. Говорит: «Дай Бог, может, не последний»

Автор: Ирина БАЛАШОВА

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER