Придав ценность слову, переживем все

Что выводило Россию и русских из катастроф? Духовная вера, всеобщее соборное объединение, беспредельное мужество в борьбе за Отечество в самый катастрофический момент и прозвучавшее вовремя Слово.

Так, например, случилось в 1380 году, когда Слово святого Сергия Радонежского вызвало чудо победы Дмитрия Донского над мамаевыми полчищами, которые значительно превосходили русские силы. Велика была победа, но еще более велика победа над ужасом перед врагом, сковавшим сердца русских людей. Сергий Радонежский разрушил этот страх своим вошедшим в историю Словом: «Иди безбоязненно на врага и победишь».

Во все времена русские люди ценили истинное Слово, Поэзию, Литературу. Ими жили, ими спасались в дни тяжких испытаний. Что значат для нас эти понятия сейчас? Дорожим и уважаем ли мы их, как прежде? И насколько важно дорожить ими? Об этом сегодня, накануне 7 октября — Международного дня печати, рассуждает замечательный пензенский писатель и художник Виктор Александрович Сидоренко. 

— Говоря о слове, мы волей- неволей переходим на литературу, ее судьбу. Я во время войны был пацаном и хорошо запомнил легенду о летчике Маресьеве. Как быстро Борис Полевой написал книгу! И сколько она сделала доброго, сколько вернула веры людям:  веру в полноценную жизнь, в то, что можно побеждать себя. Для этого нужно было найти убедительные, сильные слова. Литература того времени умела их находить, умела заставлять плакать и смеяться. Да и потом, в 70-е годы, застойное время, люди читали запоем: не потому, что «нужно», — они утоляли жажду, духовный голод.

За двенадцать лет, пока я был редактором журнала «Сура», у меня сложилось ощущение, что нынешняя литература вертится в бешеном хаосе. Иногда на моих глазах в нем вспыхивали яркие звездочки, планетки. И гасли. Не потому, что таланта у ребят не хватало, просто время такое. Врач Володя Давыдов написал два романа и четыре повести, я их опубликовал полностью — ну Чехов XXI века! Кристальная, четкая, ясная проза. Поэт он тоже изумительный, я строчки из его стихов ставил эпиграфами для своих рассказов. Я думал так: если министерство хоть на толику заинтересовано в молодых талантах, Володину книжку обязательно нужно издать, чтобы с ней познакомился широкий читатель. Но нет, не издали.

Или Гена Штурмин, он 16 лет собирал материал и писал роман-эпопею о Кузнецке — о том, как он зародился. Это такое великолепное письмо —  не прошлого века, а просвеченное духом нашего времени. Я печатал его —  нонсенс! —  пять лет. И только гадал: самостоятельное издание он выпустит в трех или двух томах? Вообще не выпустил. Издал на свои средства кусочек, плохо похожий на книгу.

Все это меня до такой степени угнетало! Мне казалось, что в самом химическом составе нашей современности отсутствует какой-то важный, последний элемент, как в таблице Менделеева, который бы давал этим ребятам, их таланту жизнь.

В то время у меня в старших классах учился внук, и я очень часто выступал перед школьниками. Боже мой, сколько было интересных вопросов, какой блеск в глазах! Но очень грустно было приходить к ним и знать, что литература как предмет — самый постылый для учеников, самый неприятный, тяжелый. Почему? Литературу препарируют: родился тогда-то, задумал это, написал то. Кому и что это дает? Литературе надо учить, учить как музыке. Мы можем не знать нот, но слушаем мелодию и плачем. Или смеемся —настолько это захватывает.

Я никогда не забуду свою учительницу русского языка в сердобской школе. Звали ее Пелагея Петровна Денисова. Вот она диктует, а мы за ней пишем: «И георгины дыханьем ночи обожгло…»  Пауза —  и мы замирали. Она оставляла нас с росой, с первым инеем, прохладой, паром изо рта. Поразительно! Вот где настоящая поэзия: ее чувствовать надо.

А литературу нам преподавал Серафим Давыдов, тоже потрясающий человек. Он вызывал нас на размышление, не давал готовых истин. Зачем Печорин так жестоко обошелся с Мэри? Почему Наташа Ростова сбежала с Анатолем Курагиным, хотя любила Андрея Болконского? Он открывал перед нами мир, в котором было интересно жить. Пусть на локтях у нас были заплатки и колени на штанах протерты, но было в том времени что-то чистое, светлое, разумное. Серафим Алексеевич очень верно направил наше развитие: показал нам дорожку в большую литературу, и мы все (!) пошли по ней. Кто-то стремительно, кто-то неторопливо.

Первый раз классом мы собрались через десять лет после окончания школы. Один наш одноклассник уже в то время стал крутым предпринимателем, принес ящик шампанского. Такой шик! И вдруг через несколько часов он мне признается: жалеет, что он так поздно прочитал «Каштанку» Чехова, «Смерть Ивана Ильича» Толстого. Он был потрясен. Значит, вложенное в него зернышко все-таки проросло, хотя и спустя годы. И он не просто этим хвалился, а говорил трепетно, будто нашел сокровище.

Сейчас же слово настолько выродилось, что становится просто страшно. Я собаку вывожу гулять через сквер на улице Славы, там по вечерам собирается молодежь. И я стараюсь скорей-скорей пробежать за их спинами к речке: они пьют пиво, вино, девчонки матерятся наравне с парнями. Не хочу их винить —  мы их просто потеряли, недодали что-то. Убогое слово может родить только убогую идею —  это известно, а вот если слово сказано с душой —  как много оно делает доброго и прекрасного!

Мне вспоминается случай на недавнем юбилее моего хорошего друга Николая Михайловича Инюшкина. Странно сложилось: пришло много замечательных людей, они поздравляли своего учителя и товарища, но… было как-то скучно. А я сидел и думал: мы знакомы больше 35 лет, по юности дурили, а теперь вот в нашей дружбе какая-то целительная магия. Я знаю, что он есть, — и мне хорошо. И когда подошла моя очередь говорить, я подарил Коле его пастельный портрет и  вспомнил «Сказку о двух садовниках» Сент-Экзюпери.

Жили два садовника, были очень привязанны друг к другу, хотя с утра до ночи ковырялись в земле и поговорить им было особенно не о чем. Разве что… «вчера я подрезал розы». И когда их жизнь разбросала в разные стороны, один долго думал, о чем написать в письме, а потом вывел: «Вчера я подрезал розы». У меня дома несколько недель стоял готовый портрет, и вот я сделаю что-нибудь, взгляну на него и скажу: «Коля, я подрезал розы». Так и сказал ему при всех. Эти слова его растрогали до слез. Вот ведь как: не нужно говорить много, красиво — главное, чтобы слова задевали сердце, ласкали его, а не царапали.

Так вот, если мы слову придадим прежнее значение, если будем ценить и уважать его, если педагоги-словесники будут относиться к своему труду, как к великому делу, а не как к обязательному пункту школьной программы, — мы переживем все беды и трудности.

Я в этом убежден.

 

Автор: Записала Ирина ПАРШИНА

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER


Популярное