Танцующие куклы Екатерины Медянцевой
Лунинская мастерица прославила Пензенский край изделиями из соломы, дошедшими до Лувра
Многие пытались подражать ее творчеству, но ни у кого не получилось. Нельзя повторить то, что является авторским проектом. Как нельзя повторить «Войну и мир» Толстого или «Три сестры» Чехова, портреты Серова или картины Куинджи. Получится, может быть, лучше, но это будет совсем другое.
Давай попробую
Существует миф — Екатерина Медянцева возродила старинное ремесло. Но сама она рассказывала иначе. На магнитофонной записи, сделанной народной мастерицей Тамарой Хржановской в 1987 году, Екатерина Константиновна говорит о том, что все началось в 1967 году, когда она приехала в областной Дом народного творчества. Одна из сотрудниц пожаловалась ей, что 50-летие советской власти приближается, надо делать выставку народного творчества, а экспонатов нет.
«Вот это да, говорю, — вспоминала Екатерина Константиновна. — Вам теперь привезти конопляных да соломенных бабок, вы и рады будете.
Как она вскочила, как побежала ко мне — вот нисколечко не вру — уцепила за плечи:
— Сделайте соломенные куклы!
— Да вы шутите? Я о них и знать не знаю, и не видела никогда.
А она:
— Я в вас верю!
И этим словом меня подкупила».
По дороге домой, в село Михайловка Лунинского района, Медянцева все думала: «Зачем же она мне так сказала, почему была уверена, что я это сделаю? Давай попробую».
«На счастье, дома была соломка, — рассказывала она далее. — Я ее крутила-крутила: и пополам перегну, и комом сомну – ни куклы, ни собаки, ничего не получается».
Мучилась женщина, пока не вспомнила, как крестьянки в старину вязали снопы, похожие на женские фигуры. Но на отработку технологии ушло много времени.
Пошли по миру
Только через год Екатерина Константиновна послала в Пензу первые 70 кукол. Они попали на областную выставку, потом на зональную, а потом — на ВДНХ. И после этого пошли заказы — из Московского исторического музея, из Эрмитажа, из Суздаля, Киева. Начали приезжать журналисты.
Каким же обаянием, скрытой силой притяжения обладали ее куколки, если с первого взгляда люди влюблялись в них и понимали: это настоящее искусство.
Медянцева оставалась в Михайловке, а куклы ее гуляли по всему миру. Они зажили своей отдельной жизнью, как улетевшие из родного гнезда дети.
Это сегодня по недомыслию своему мы воспринимаем куклу исключительно как игрушку. Во времена, когда сказки еще не были сказками, а оставались частью реальной жизни, кукла была существом, через которое люди общались с силами добра и зла, с миром, который называем ныне ирреальным, высшим, божественным.
Не случайно же именно куклам доверено беречь нас в колыбели, а потом вести через детство во взрослую жизнь.
Медянцева, упорством и природным талантом постигшая тайну притяжения игрушки из соломки, еще и постоянно совершенствовала свое мастерство. Она научилась делать танцующие куклы, «хороводные», как сама называла. Ставишь такую куклу на столик, выбиваешь по нему ритм, и она начинает танцевать. И это фантастическое кружение затягивает, будто уже не ты, а кукла задает ритм и о чем-то говорит. Вот только мы не понимаем ее языка...
Две жизни
В 2014 году исполнилось 110 лет со дня рождения Екатерины Медянцевой. Эту дату отметили только на родине мастерицы — в Лунинском районе.
В местном краеведческом музее есть экспозиция, рассказывающая о ее жизни и творчестве: семейный альбом, письма, личные вещи (такие как старинный сарафан), тетрадки с воспоминаниями, книги, видео с записью ее рассказов и, конечно, авторские работы мастерицы.
Познакомившись со всем этим, понимаешь, что слава Екатерины Медянцевой двойная: половину жизни почет ей был за песни, половину — за соломенных кукол.
Она не только исполняла песни, но и сочиняла слова, музыку, организовала в родном селе хор. В истории села, которую написала в 1949 году, немалое место занимают песенные традиции. В одном из интервью говорила:
— Село у нас певучее. Вокруг меня пели все: и мама, и тетя, и соседи. Помню, как в детстве на Троицу мы с подружками бежали за околицу в березовую рощу, откуда слышалась задушевная русская песня, будоражащая душу. Я упала, но, не обращая внимания на разодранные в кровь коленки, продолжала бежать, лишь бы успеть услышать и запомнить эту мелодию.
Окончив михайловскую, а следом лунинскую школу, в которой до войны готовили учителей начальных классов, Екатерина начала работать библиотекарем, потом уехала в Пензу на швейную фабрику. Вышла замуж. Муж был слепой от рождения, но зато виртуозно играл на баяне.
Вместе они попробовали устроить жизнь на чужбине — в Оренбургской области, но и там прожили недолго. «Земля родная, как магнит, постоянно тянет меня», — вспоминала Екатерина Константиновна.
Вернулись в родительский дом, и тут ее жизнь словно перевернулась. Сначала к другой женщине ушел муж, а следом произошла страшная трагедия – трехлетний сынишка, простудившись, умер. Через некоторое время муж вернулся, но вскоре и он умер.
Смыслом жизни Екатерины стало творчество.
Песенная душа
Хор она организовала еще до войны, работая в михайловской школе. В военные годы женщины приходили репетировать прямо к ней домой. После тяжелой работы, горьких вестей с фронта о гибели родных пение становилось отдушиной.
Первый концерт дали в 1943 году. В дар фронту люди собирали «красный обоз»: одежду, картошку, ягоды. Так вот, михайловский хор решил пойти впереди обоза, исполняя народные и патриотические песни. Это произвело фурор, коллектив сразу стал знаменитым.
В 1949 году хор впервые принял участие в конкурсе. Проходил смотр в Пензе, и из Михайловки до областного центра женщины добирались пешком. Пришли без сил, но… умылись, встряхнулись – и на сцену. Известная писательница, собирательница пензенского фольклора Александра Анисимова, будучи членом жюри, сказала:
— Когда вышли михайловские артистки, я ахнула — такие они искренние.
Потом Медянцева куда только ни возила своих хористок! Выступали в Москве, Ленинграде, Куйбышеве. А сама она побывала аж на слете композиторов в Москве.
При этом никто из них нот не знал, пели а капелла. Остается только удивляться таланту этой самобытной женщины. Тексты и ноты ее песен печатались в солидных сборниках, издаваемых в столице, несчетное количество газетных и журнальных публикаций посвящены ее творчеству.
Почти все ее песни — о любви к Родине, Ленину и Сталину, об ударном колхозном труде. Лирических мало, да и они не обходятся без идеологии.
В музее народного творчества Пензы хранится тетрадь, где рукой Медянцевой записаны тексты песен. Последний помечен датой 27 января 1987 года. В это время Екатерине Константиновне было 83 года. Но песня о любви: молодой комбайнерке, работающей в поле, сообщают о том, что вернулся из армии ее дружок, но работа важнее личной жизни.
Рада, рада увидаться,
Но нельзя было уйти.
Нельзя в поле
комбайн бросить,
Надо поле докосить.
По этим песням можно изучать мировоззрение советского человека. Это эпоха.
Последний приют
Последние пять лет жизни Медянцевой прошли в пензенском доме ветеранов. Она сама попросила об этом: надвигающаяся слепота не давала ей возможности жить одной. Хотя до последнего вела хозяйство, огород (чтобы посадить картошку, например, размечала поле опилками), держала пчел.
Уезжая в Пензу, сказала провожавшей ее хористке Надежде Купчининой: «Пой песни». Всю дорогу они пели, а из глаз Екатерины Константиновны текли слезы.
Искреннюю заботу о ней проявляла Тамара Ивановна Хржановская, часто забирала ее к себе погостить.
— Для меня она была и остается дорогим человеком, — рассказывает Тамара Ивановна. — Первый раз я приехала к ней в 1987 году, еще будучи учителем черчения. Привезла своих учеников. С тех пор и подружились, стали родными людьми. Она такая была доброжелательная, гостеприимная. Без гостинцев никогда не отпускала, целые сумки мне нагружала. Я бережно храню ее игрушки, письма, фотографии. В 80-х годах на местном телевидении сняли фильм – съемки проходили в Михайловке, музее народного творчества, на природе. Очень интересный. Существует ли он сегодня, не знаю...
Умерла Медянцева в 2000 году в возрасте 96 лет. Похоронили ее очень скромно на Чемодановском кладбище. Земляки, ученицы, работники культуры района всем миром собрали деньги на простой памятник. Конечно, не такой заслужила эта легендарная женщина...
Ее родное село постепенно вымирает: нет там ни школы, ни хора. Но о Медянцевой на родине не забывают. Председатель молодежного парламента Толубанов даже предлагал перезахоронить ее прах в Михайловке или Лунине.
Но стоит ли? Может, лучше поставить ей памятник в центре Лунина — с соломенной куколкой в руках?
Из воспоминаний Екатерины Медянцевой о поездке в Москву на съезд композиторов
— Моя песня «Сторона моя, сторонушка» попала в руки одной поэтессы в Пензе. Она ее одобрила и без моего ведома отправила в Дом народного творчества в Москву. И, помню, в 1950 году получаю извещение явиться в Пензу. И там мне говорят: «Поедешь в Москву на слет композиторов».
Батюшки мои святы, я Пензу-то не знаю как следует! Собралась и говорю своей тетеньке:
— Прощайте, я из Москвы, наверное, не вернусь: задавят меня там. В лучшем случае — в госпиталь положат.
— Да что ты?! Тогда лучше не езжай.
— Ну, как же, мне хочется все-таки!
Приезжаю в столицу на Казанский вокзал. И влево дома, и вправо дома, и вдоль, и поперек. Везде народ — ад кромешный. А мне нужно на Бронную, 4. Передо мной рельсо-о-в — и железнодорожные, и трамвайные. Я через них шагаю и шагаю по-деревенски.
Вдруг меня сзади цоп милиционер:
— Гражданка, почему идете не по переходу?
— Какой такой переход?
— Вы откуда?
— Из деревни.
— Ну, давайте я вас доведу.
Берет меня за шиболетку, ведет. Довел.
Вхожу. Там большой зал. Сидит заведующий Домом народного творчества Петр Михайлович Милославов. Говорю, откуда и зачем приехала.
— Песня ваша неплохая, — говорит. — Мы ее поем.
— Ну, так что же…
— А еще песни есть?
А у меня дома сложилась песня «Ширь колхозная», но слова там никудышные, а распев хороший.
Петр Михайлович попросил спеть. А мне страшно, ведь музыканты сидят! Я посмотрела: там двое, там трое, там один. Все с высшим образованием. Вдруг я запою, а они разбегутся? Но все же напела тихонько. Они все одобрили. И вот с этой песни пошел мне почет.
Хор Рудневой (был такой) исполнил мою песню на сцене прямо при мне на том слете композиторов. Я вышла их поблагодарить — ой, как я не упала с этой сцены, не знаю. От волнения одно слово и выговорила: «Благодарю».
На место села и не могу уняться: плачу и плачу. Они ко мне подошли: что с вами? А со мной ничего, просто прилив чувств — ведь какая честь и слава!
Передо мной в зале Хачатурян сидит. Кто я перед ним? Какая-то блоха и все. Буглай тоже был — знаменитый композитор, Аксюк, Копсов — с ним у меня фотография есть.
В общем, там такие ломти сидят образованные, а я бог знает кто: ни нашим, ни вашим, давай спляшем.
И вот я там побыла, приехала домой жива-здорова: не задавили. В госпиталь не положили.
Из письма Тамаре Хржановской
«Мои глаза вот-вот закроются совсем. Вот пишу, а строчки не вижу и свое написанное прочесть уже не могу. Как буду жить и где? Очень и очень больно расставаться со своим домом, со своим народом, вообще со всей жизнью в родном селе.
Приходится мириться с судьбой. Помочь никто не может. Но я рада и тому, что передвигаюсь и хожу одна самостоятельно, а это уже не совсем плохо.
Слышала по радио, что в 2013 году будут людям вставлять искусственные глаза, это значит, как зубы. Но ведь мне до тех времен не дожить».
Ноябрь 1991 года.
Автор: Светлана ФЕВРАЛЕВА
Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER
