История картины, всколыхнувшей пензенскую интеллигенцию, и ее художника

История картины, всколыхнувшей пензенскую интеллигенцию, и ее художника

О полотне «Восходящее солнце на закате империи. Пенза, 1916 год» много говорят, ею восхищаются в сети

Вместить целый мир

Все началось с дореволюционных фотооткрыток, которые коллекционирует художник Денис Коробков. Один из видов художника, что называется, зацепил. Рассматривая купола церквей, ему захотелось взять в руки кисть и вдохнуть жизнь в черно-белый пейзаж из прошлого.

«Зачем я этим занимаюсь? — повторял я себе этот вопрос на протяжении трех лет. Три года я терпеливо «выстраивал» свою Пензу и все время осознавал, что вложенные усилия вряд ли оправдаются, — писал он на своей страничке в соцсети. — Делал все настолько скрупулезно, насколько позволял фотоматериал».

«… Почему я решил изобразить именно 1916 год? Потому что этот год — как подведенная черта, граница между старым и новым миром. Лето этого года еще не тронуто пожаром революций, а в архитектуре уже сформированы все ансамбли, которые стали впоследствии гордостью и памятью. Сам размер холста не такой большой, всего 40х100 см, но я в него попытался вместить целый мир, — объяснил он свой выбор. — Дух того города должен все же сохраняться, и жители, если они конечно любят себя и уважают, обязаны знать историю и понимать, что сломать красивое здание гораздо проще, чем построить...»

Горькая правда жизни. Взять хотя бы храмы. На картине их шесть. До наших дней дожили только три. Хорошо еще, что сейчас восстанавливают Спасский кафедральный собор...

В работе Денис опирался на старинные цветные снимки русского фотографа Прокудина-Горского. Они, по мнению художника, куда живописнее и ярче современных. Даже деревья на них кажутся зеленее. Что уж говорить о людях и постройках… И хотя Прокудин-Горский никогда не фотографировал Пензу, логично предположить, что по яркости она не уступала другим городам.

На картину «Восходящее солнце на закате империи. Пенза, 1916 год» можно смотреть долго-долго. Каждый раз в глаза бросаются все новые детали: как пересыхала летом река — в некоторых местах воробью по колено; вот маленькая деревянная постройка на берегу — раздевалка для купающихся; одинокий конный экипаж, едущий по мосту...

Денис признается, что надежды на то, что город купит эту работу, у него мало.

Советов, где повесить и кому подарить, поступило предостаточно, а вот почему автор должен заниматься такой благотворительностью, непонятно. Остается надежда, что картина сама по себе пойдет в жизнь и люди запомнят ее.

Пенза, которую мы потеряли

Мы беседуем с Денисом в его мастерской, которая находится в историческом центре города. Из окна потрясающий вид на Троицкий женский монастырь.

— Я всегда мечтал жить здесь, — рассказывает художник. — Детство мое прошло в Арбекове. Что мог дать для эстетического восприятия спальный район? Практически ничего. Потом я поступил в художественное училище, стал много гулять по центру и буквально открыл для себя Пензу. Мог часами бродить, любуясь старинными постройками. Жаль, что многое мы уже потеряли. Идешь по улице, а она, как старуха, улыбающаяся беззубым ртом, — один уцелевший дом с остатками лепнины, потом несколько разрушенных...

— Денис, а что вам нравится из современной пензенской архитектуры?
— Последнее, на чем можно задержать взгляд, — сталинский ампир. На смену ему пришли хрущевки, потом — безликие многоэтажки, проекты, которые, может быть, функциональны, но ничего общего с искусством не имеют. Если хотят удивить — делают какую-нибудь стеклянную «замудрятину»… Никакой нацио­нальной преемственности архитектуры уже нет. Что в Пензе, что в любой другой точке света — одно и то же, стекло и бетон, не сразу и поймешь, где ты… Мы теряем облик русского города.

Цена времени

Денис признается, что уже давно не пишет на заказ.

— Раньше было дело, — рассказывает он. — Все началось еще в студенчестве. Помню, как на втором курсе училища продал на Фонтане первые две картины. Обрадовался, накупил холста, подрамников, написал новые и поехал летом торговать ими в Москву. 90-е годы — это хорошая школа, где все учились зарабатывать. Шло время, и в какой-то момент я понял, что иду не туда — хватит! Это ошибка — думать, что мой потенциал на уровне столичного уличного вернисажа.

Сейчас главное для Дениса — успеть сделать задуманное. Множество работ находятся в стадии эскиза и ждут своей очереди. В одной из комнат на стене висит картина, изображающая Горюшкина-Сорокопудова и его жену. Художник стоит у кресла, где сидит его возлюбленная.

— Никто не рисовал их вместе, а ведь она была его музой и моделью для многих картин, — говорит Коробков. — Однажды мне в руки попала ее фотография из архива Горюшкина-Сорокопудова. На обороте надпись: «Я обессмертил ту, которую любил как жизнь». И я просто не мог не написать эту картину. Понимаю, такое люди вряд ли купят – на стену в квартире не повесишь. В первую очередь это было нужно мне самому.

Многие работы Дениса Коробкова посвящены Пензе — ушедшей или уходящей.  Фрагмент кованой ограды, стена в старой кирпичной кладке, будто перетекающая в небо… Поэзия в простых деталях, мимо которых мы проходим, не замечая.

Время, остановленное на мгновенье. Для всех нас.










Читайте также:

В ПГУ прошла конференция, посвященная 175-летию В. Ключевского

Автор: Лариса ГУЛИНА

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER