Сегодня 40 дней, как от нас ушла пензенская журналистка Т. Даниленко

Сегодня 40 дней, как от нас ушла пензенская журналистка Т. Даниленко

Легенды о Татьяне Дмитриевне ходили уже тогда, когда она была еще молодой. Под легендой подразумевается реальная история, которая вызывает восхищение

О принципиальности

В 70-е годы был такой случай. Татьяне Дмитриевне, корреспонденту областной партийной газеты «Пензенская правда», поручили в обкоме КПСС поехать в какой-то район и написать «разгромный» очерк о председателе совхоза, который «отклонился от линии партии». Еще намекнули, что и любовные грешки есть у человека, мол, на это и нажимайте. А тогда практиковалась такая система: критическая статья в газете — исключение из партии — увольнение с работы. Многие, попавшие в подобную мясорубку, не выдерживали: инфаркт — и все.

Татьяна, вернувшись из командировки, писать материал отказалась:

— Это честный человек, жизнь портить ему не буду.

То, что ей самой такой поступок мог испортить жизнь, она, конечно, знала. Но совесть была выше страха.

О профессионализме

Рассказывали: идет в редакции «Пензенской правды» планерка, только что подвели итоги социалистического соревнования среди газетчиков — лучшим журналистом года признана Татьяна Даниленко (отмеченных материалов у нее больше всех). Некоторые коллеги недовольны. Встает журналист из сельхозотдела:

— А почему опять Татьяна Даниленко? И почему она лезет в сельхозтему? Я пишу большие аналитические материалы — никто спасибо не скажет. Она написала про водителя, который с тока возит зерно, а на руле у него сидит попугайчик, — и все в восторге.

Слово берет фельетонист Леон Хосроев:

— Ты видел, сколько откликов пришло на этот материал Татьяны? Читателям нравится. А ты пиши свои статьи, их очень внимательно читают в обкоме партии.

Как газету спасала

В 1991 году, когда рухнула КПСС и победил Ельцин, «Пензенская правда» чуть не закрылась — партийная же была. Спасали ее женщины — Татьяна Даниленко и Валентина Малевинская. Наконец-то не стало запретных тем, можно было писать открыто, размышлять. Они и начали. Читатели почувствовали настоящее, газету не бросили.

А году в 1994-м снова наметился спад тиража — изданий новых появилось море, и такая чернуха-желтуха поперла. Люди и набросились на «жареное».

Собралась вся редакция на совещание. Татьяна говорит, как всегда, просто:

— Ребята, надо что-то делать, давайте интересные темы искать, писать как-то по-новому… Давайте сами газету распространять.

Мы с Лианой Коженковой, недавно пришедшие в редакцию, сидим рядом — выступаем, так сказать, единым фронтом.

Редактор Евгений Васильевич Большаков как стукнет кулаком по столу:

— Пока я жив, слова «секс» в нашей газете не будет!
— При чем тут это? — не сдается Татьяна.

Мужчины продолжают бушевать. Тогда Даниленко машет на них рукой:

— Вот откроем с девчонками свою женскую газету...

Один из коллег спрашивает ехидно:

— И как вы ее назовете?
— «Сексуальная правда» — вот как мы ее назовем! — парирует Татьяна и сидит, нахохлившись, обиженная.

О человеколюбии

Татьяна Дмитриевна много лет вела в газете отдел писем. Сидела в своем кабинете вся обложенная письмами — до 25 тысяч в год приходило! Особенно в годы экономической разрухи было тяжело: люди не просто жаловались — вопили, взывая о помощи.

Знали друг по другу, что Даниленко может помочь, и кто только не шел к ней в редакцию. Как-то прибежал юноша.

— Гулял в лесу близ Западной Поляны, — говорит, — и набрел на человека — он без ног, живет в картонной коробке под кустами. Бомжи его подкармливают. А вот холода наступят, что с ним будет?

Татьяна давай хлопотать: все инстанции обзвонила, на прием к кому-то ходила. Человеком она была авторитетным, и к ней даже в то лихолетье чиновники прислушивались. Через какое-то время звонит ей какой-то начальник, мол, пристроили мы вашего родственника.

— Да какой родственник, — смеется Татьяна, — мне про него люди рассказали.
— Да? — разочарованно тянет чиновник. — А чего ж вы тогда хлопотали?

Один бомж приходил колоритный, сама Татьяна звала его за глаза «урка». Он ни о чем не просил, любил просто посидеть в ее кабинете, чайку выпить.

А тут в самый разгар нашего общего обнищания приходит, а хозяйка ему говорит:

— Я бы тебя чаем угостила, да у меня и заварки-то нет.
— Правда, нет? — спрашивает «урка» и смотрит пристально ей в глаза.

Увидел, что не врет, стал шарить в своей авоське среди скомканных газет, достал кулечек с заваркой.

— Давай отсыплю тебе, — и отсыпал пару щепоток.

Увидел на ее столе рукопись.

— Ты про кого пишешь?
— Про владыку Серафима… Написала уже, заголовок не могу придумать.

«Урка» взял фотографию владыки, долго рассматривал, а потом сказал:

— Назови: «Одинокий и трепетный лист на дереве».

Она так и назвала.

О лиричности

Татьяна была очень лиричным человеком на самом деле. Когда я пришла работать в редакцию, она сказала:

— Ты знаешь, тут неподалеку, напротив гимназии № 1, растет красный клен. Когда листья у него распускаются — они красного цвета. Потом, правда, зеленеют. Я тебя весной свожу.

И правда, весной собрала нас, редакционных девчонок, и повела. И ведь мы все ходили по этой улице, а красного клена не замечали...

О Николае Ащеулове, который отвечал в Пензе за все коммуникации, она говорила:

— Ты не представляешь, какой он поэтичный. Все знает про эти самые коммуникации: где какая труба под землей лежит, и так об этом рассказывает — заслушаешься.

А один раз Татьяна Дмитриевна сказала:

— Знаешь, что такое любовь? Вот облака поплывут в его сторону — и будешь рада.

О наставничестве

Даниленко привела в журналистику много людей, над всеми новичками в редакции брала добровольное шефство. Помню, Таня Резепова какое-то время сидела с ней за одним столом.
И потом, когда она стала редактором «Пензенской правды», кто-то съязвил: мол, а помнишь, сидела на краешке даниленковского стола.

Татьяна ответила:

— Да, и я очень этим горжусь.

И мне Татьяна Дмитриевна дала несколько хороших уроков — на всю жизнь. Однажды сказала:

— Светлаш, когда можно не писать, не пиши: мозги-то они тоже не бесконечные.

А другой раз, когда я жаловалась на какую-то несправедливость, учиненную близкими людьми, посоветовала:

— Это их грех, они за него и ответят. А ты не бери греха на душу — не злись, не обижайся.

Про папу

Доброту Татьяна унаследовала от своего отца, потомственного врача, хирурга, прошедшего Великую Отечественную войну. Она рассказывала:

— Отца любили все, кто его знал. Если в наш двор в Саратове (там прошли детство и юность Татьяны Дмитриевны, там она окончила университет, филологический факультет. — Авт.) входил незнакомый человек, соседи говорили: «Это к Лосеву Дмитрию Леонидовичу». Он любил и умел защищать людей. Помогал всем чем мог. Хлопотал об обиженных, добивался справедливости. Один раз он написал самому Сталину о каком-то забытом всеми и несчастном воине. Пришел ответ, и некоторые предложения были подчеркнуты красным карандашом, мы с подружками думали, что это сделал сам Сталин, и с благоговением рассматривали красные черточки. Воину сразу же помогли.

 

Читайте также:

Не пропал бы человек… Автор — Татьяна Даниленко

В Пензе простились с известной журналисткой Татьяной Даниленко

Автор: Светлана ФЕВРАЛЕВА

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER