Не пропал бы человек...

«Пензенская правда» в советские времена была совсем иной. Чем больше всего она запомнилась мне? Читателями.

С утра до вечера в коридорах и кабинетах редакции толпились люди. И хотя каждый день работала общественная приемная, где наших посетителей консультировали лучшие юристы Пензы, а также руководители ведомств и учреждений, многие хотели поговорить с журналистами.
Проблемы некоторых были невероятно сложны, а порой и почти неразрешимы. Мы говорили об этом и слышали в ответ: «Вы журналисты. Вы все сможете».

Как-то пришло письмо от старого, немощного человека. Он писал: «В нашем доме жила добрая молодая женщина. В последнее время ее что-то не видно. Разыщите, пожалуйста. Не пропал бы человек». Женщину мы нашли. А слова «не пропал бы человек» стали девизом в работе отдела писем.

Не пропал бы человек… С невысоким социальным положением и мелкими житейскими заботами, он был неинтересен советским чиновникам, мыслящим высокими категориями. Они радели о благополучии всего российского народа, а то и всего человечества. Им были важны значительные цифры и проценты: столько-то охвачено, учтено, окультурено, оздоровлено и т.д.

Неохваченной оставалась какая-то доля процента, но именно за ней скрывались нестандартные, незащищенные, незаслуженно обиженные и униженные люди. Они-то и обращались к нам за помощью.

Разберите мою жену!
Каждый день редакция получала около 100 писем. Одни занимали  полстраницы, другие – целые школьные тетради. Исповеди, просьбы, обиды, угрозы лились на нас, как вода из ушата.
Чего стоило такое письмо: «Ох, и зол же я на работников отдела писем! Как-нибудь приду и выпорю солдатским ремнем».

Иногда я выписывала по­нравившиеся фразы. Например: «Прошу прислать корреспондента для разборки моей жены». Или: «Дорогая редакция! Срочно напишите, когда снесут частные домики на улице Офицерской. Крепко целую. Анатолий».

А вот из жалобы на врача: «Меня осмотрел дерматолог и сказал, что данных на экзему нет. Он поставил диагноз: старческий зуд и полное недоверие медицинским работникам».

Карл Маркс ошибся…
Не менее интересны письма и от официальных лиц, которые были обязаны отвечать на критические выступления газеты. Например: «Гражданка Н. жалуется, зачем ее улицу назвали Бульдозерной. Она ошиблась. Ее улица называется Экскаваторной». Или: «Факты в статье все правильные, но с заголовком «Лето красное пропели» мы не согласны. Летом мы не пели, а работали. Правда, получилось плохо».

Своеобразны были и посетители. Как-то приехал пастух из далекого села и протянул увесистую рукопись: «Вот, написал. Напечатайте». Мне было интересно, о чем мог написать пастух? На каких лугах самые сочные травы? Или как ухаживать за буренками? Открыла первую страницу и ахнула: «Дополнение к учению Карла Маркса и исправление некоторых его ошибок».

Приходил к нам инженер-конструктор химического оборудования. С чертежами и описаниями, как правильно выбивать палкой ковер. А рассерженный пенсионер принес трактат о психоневрологе В.Н. Бехтереве, где доказывал, что все революции и войны произошли от деятельности этого академика.

Беда глаза не застит
Но самую большую симпатию вызывали у нас посетители, которые обладали бесценным даром сочувствия. У этих людей было немало собственных проблем и горестей, но они приходили к нам с просьбами помочь знакомым, соседям, совсем чужим людям.

Осенним дождливым  днем в кабинет вошли старичок со старушкой — усталые, грустные, плохо одетые. Я приготовилась выслушать их печальный рассказ, но бабушка вынула из кармана листок бумаги и сказала:
— Здесь записана фамилия продавщицы из магазина на улице Кирова. Мы со стариком купили хлеб, присели поесть тут же,  прямо на подоконнике. Она увидела, завела нас в подсобку, напоила чаем, угостила колбасой. Добрая, приветливая женщина! Но у нее беда: подошла очередь на квартиру, а ее обошли, не дали. Живут же они вшестером в одной комнате. Вот мы и пришли к вам в редакцию попросить помочь ей.

Я пообещала во всем разобраться и спросила, что они делают в Пензе? У старика на глазах появились слезы, и он сказал:
— Горе у нас — не залить золотом.
И замолчал. Остальное рассказала старушка. Они живут в далеком селе, а здесь, в психиатрической больнице, лежит уже несколько лет их единственная дочь.
— Ухаживать за ней мы не можем, — сказала бабушка. — А без нее жить тоскливо и одиноко. Навестим ее, поплачем, легче станет…

Если не я…
Как-то в кабинет вбежал взволнованный юноша в спортивном костюме:
— Бегал по лесу и увидел человека без ног. Он живет там, под деревом!
Юноша привел меня к лесному жителю, и я узнала его в общем-то простую историю. Пил, путешествовал по стране. На севере обморозил ноги, их  пришлось ампутировать. Без паспорта и денег вернулся домой. А тут его никто не ждал. Мать умерла, домик ее продали. Так он оказался в лесу.

Долго мне пришлось воевать, чтобы помогли человеку. Много раз слышала возмущенные возгласы: «Зачем он нам нужен?! Нет прописки, значит, не наш». Только вмешательство тогдашнего начальника УВД Александра Ивановича Пронина помогло.
И все это время возле меня находился юноша, нашедший несчастного. Переживал, волновался, помогал чем мог.

Когда все кончилось, он облегченно вздохнул:
— Наконец-то! Я так устал от этой канители.
И я увидела по его лицу, как нелегко дались ему эти дни. Спросила его, почему он так утомляется? Он грустно посмотрел на меня и сказал:
— Я же афганец, контужен был. Да и своих проблем много.

До сих пор помню худенькую тихую женщину, пришедшую в редакцию просить за свою односельчанку — доярку, которая не может собрать детей в школу.
— Не могла пройти мимо редакции, — сказала она. — Может быть, вы поможете. Очень трудно приходится моей соседке. Муж все пропивает, зарплату не дают. А у нее четверо детей. В чем они пойдут в школу?

Мы договорились, что газета обратится с просьбой к своим читателям помочь многодетной семье. Потом я спросила, что привело женщину в Пензу? Она вдруг закрыла лицо руками и горько заплакала. Затем помолчала и, всхлипывая, сказала:
— Пять сыновей — красивых, стройных, мастеровых — и все в тюрьме. Вот ношу передачки. То одному, то другому. Мне говорят: «Забудь о них, не казни себя». А я не могу, мои же дети…

Встали на защиту
Крепкую духовную связь с читателями мы ощутили в 1991 году, когда рухнуло могущество коммунистической партии и на газету как орган обкома КПСС начались гонения. Борцы за демократию звонили по телефонам  и угрожали, обещали прислать молодчиков, чтобы разгромить редакцию.
И тут стали приходить люди, которые раньше искали у нас сочувствия. Они успокаивали, обещали помочь.

Повар одного из ресторанов Пензы, переживший с нами свою нелегкую семейную драму, пришел с овчаркой и заявил, что будет охранять нас. Рабочий, которому мы помогли получить квартиру, каждый день после смены забегал к нам и просиживал до тех пор, пока все не расходились.

И таких было немало. Врач, преподаватель вуза, работница аптеки, студент, продавщица… Звонили нам в поддержку из райисполкомов и других учреждений. И мы поняли, что не одиноки, что защищены, а главное — что газету любят и ценят.

Все будет хорошо
Сейчас в газетах и по телевидению много говорят о создании национальной идеи. Отношусь к этой затее несколько скептически. В России такие многоликие людские характеры, такие разные понятия о жизни, такое разное мироощущение… Долго придется искать, как объединить всех россиян. Но я верю в нравственное чутье народа и в миллионы человеческих душ, открытых для добра и света. Эта вера и помогает думать, что все у нас в России будет хорошо.

Автор: фото Олега САНТАЛОВА

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER