Голодные, но свободные: как выживают в XXI веке пензенские бродяги

Голодные, но свободные: как выживают в XXI веке пензенские бродяги

Относиться к бездомным можно по-разному: с пренебрежением, сочувствием или просто не замечать их. Между тем они всегда рядом с нами. Почему же не получается направить всех этих людей на путь праведный?

Дом ночного пребывания

Для бродяг двери этого учреждения всегда открыты. Рассчитан приют на 50 человек. Понятно, что летом, когда под каждым кустом  — дом, он не очень востребован. А с наступлением холодов здесь почти не бывает свободных мест. Хотя есть условия: наличие флюорографии и трезвое состояние (в ДНП суровая дисциплина). Первый месяц можно ночевать бесплатно: предполагается, что за это время человек получит дубликат паспорта или определится с постоянным жильем. А дальше — 30 рублей за ночь. 

— Бродяги к нам стекаются со всей области, — рассказывает заведующий отделением социальной адаптации Виктор Конарев. — Иногда просятся переночевать и попавшие в беду люди.

В ДНП кроме койки в теплой и чистой комнате бездомные могут пройти санобработку и помыться в душе. Здесь даже накормят, если в этом есть острая необходимость. 

Водка сгубила

Кто же сегодня, в относительно спокойный исторический период, остается на улице без средств к существованию? Приезжая в ДНП, я заметил, что его обитатели стекаются сюда за час-два до открытия, и решил воспользоваться этим временем для бесед за жизнь — все равно люди стоят, скучают. 

Кстати, заметил, что этим людям импонирует, когда к ним обращаются «на вы» и по имени-отчеству. Это и применил для расположения к себе. 

— Я скитаюсь второй год, — охотно поддержал разговор мужчина, представившийся Игорем Бубляевым. — Сожительница моя умерла, а ее мать выгнала меня за пьянки из дома. Я там не был прописан. 

Игорю Валентиновичу на вид далеко за 60, но он сказал, что ему недавно стукнуло 52.

— Я так плохо выгляжу, потому что пью, — самокритично заметил он. 
— А что было до сожительницы-то? — спрашиваю.

— О! Я жил как король. 20 лет работал в Якутии электромонтером. Вернулся в Пензу при деньгах. Были у меня квартира, машина, семья, — и, помолчав, добавил со вздохом: — У меня две дочери. Младшей девять лет. Не видел их больше года — стыдно появляться перед ними в таком виде…

Вид у мужчины, как, впрочем, и у всех пришедших на ночлег бродяг, и вправду не очень. Видавшая виды, затертая до блеска куртка, растрепанные волосы, затравленный взгляд.   
 
— Где вы были все это время? 
— Летом работал за еду у фермера скотником, а последний месяц скитаюсь по подъездам, перебиваясь случайными заработками, — отвечает он. — Когда похолодало, пришел сюда, предусмотрительно взяв в поликлинике соответствующие справки.

Никаких документов у Игоря Валентиновича нет. Говорит, потерял два месяца назад. 


По одному сценарию

Нехитрые истории бедолаг похожи друг на друга, как и они сами. Жил с детьми, сожительницей или родителями. Запил и в конце концов оказался на улице. Документы потерял. 

Кстати, доля правды в этом есть, ведь большая часть бездомных — мужчины, а не женщины. 

Многие жили в семьях всего по несколько лет. О том, что было до этого, скромно умалчивают.
— Они вам расскажут историй, — улыбается Виктор Павлович. — Я эту публику хорошо знаю.

По его словам, всех (за редким исключением, конечно) объединяет одно — тяга к вольной жизни и горячительным напиткам.

Вернуть таких граждан, часть из которых совершенно деградировали как личность, к нормальной жизни трудно. 
— Мы помогаем им в трудоустройстве, — продолжает Конарев. — Но надолго на работе никто не задерживается. Разучились люди работать. Не хотят.

Но все же руководство ДНП не раз пыталось организовать производство для своих подопечных. Ну нет лучшего воспитателя, чем труд! Однако сделать это непросто.

— Едва открыли небольшую швейную мастерскую, пошли сплошные проверки, — вздыхает Виктор Павлович. — Дескать, мы тут миллионы зарабатываем. А ведь хотели всего-то дать людям нехитрую работу и убрать нищих с улиц…

Пришлось закрыть. Не получилось и со столярным цехом. 

ДНП регулярно посещают психологи, пытаются словом воздействовать на подопечных, вразумить их. Я просил сотрудников ночлежки рассказать хотя бы об одном случае возвращения бомжа на путь истинный. Они старались, но припомнить не смогли.  

Свободен как ветер

Заботится о людях, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, и Пензенский городской комплексный центр срочной социальной помощи населению (Виноградный проезд, 22). Одно из его отделений — социальной реабилитации — занимается исключительно бездомными. 

— Мы предлагаем таким людям питание, одежду, даем направление в ДНП, больницу или наркологический центр, — перечисляет заведующая отделением Наталья Берлизова. — В прошлом году за помощью к нам обратились 558 человек, из них 231 — бездомные.

Предлагает центр и психологическую помощь. С наступлением холодов здесь организуется работа пункта обогрева и горячего питания.

Но главная задача соцработников — восстановить документы бездомным. Ведь тогда они смогут получать пенсию, поехать к родным, если те живут в другом городе, оформиться, наконец, в дом-интернат! Но тут большая загвоздка. Люди, привыкшие к свободному скитанию, этого не хотят, даже боятся. Дескать, оформишь паспорт, а тебя куда-нибудь отправят.

Вот такой парадокс: пока у тебя нет документов, ты свободен как ветер.

Но соцработники (и городского центра, и районных социальных служб города) не отступаются и от таких «вольнолюбцев». Продолжают работать с ними, совершают рейды (совместно с участковыми) по выявлению новых бездомных, причем каждую неделю. 

Это больше похоже на патронаж. 

Горячий чай для бомжа

Сотрудникам знакомы почти все городские скитальцы. Для рейдов готовят продовольственные пайки, горячий чай в термосах и целый баул теплых вещей.
Мне удалось поучаствовать в одной такой поездке.

… «Газель» медленно движется по дворам. 
— Вот здесь у них ночлежка, — показывая на трубы теплоцентрали, говорит специалист центра Юлия Пименова. — Мы почти все их точки пребывания знаем.

Останавливаемся и по снегу пробираемся к парящим трубам. Вдруг откуда-то из-под земли, как морлок из уэллсовской повести «Машина времени», появляется обросший человек.

— Это Александр Иванович, — говорит Юлия, — наш давнишний клиент.

Заслышав разговор, на божий свет из люка теплоцентрали вылезла женщина. Ольга Владимировна. 

— Мы здесь давно обитаем, — кивая на колодец, говорит она, еле двигая распухшими губами. — Спим рядом с трубой. Там тепло. 

По ее словам, она со своим сожителем промышляет сбором бутылок и цветмета. Сдают все это, выручая деньги на выпивку да нехитрую закуску. 

— И вам нравится такая жизнь? — спрашиваю.
— Голова ни о чем не болит, — улыбается она. — День прошел — и ладно.

Ольга — бомж со стажем. Много лет назад у нее в деревне сгорел дом. Подалась в Пензу, где и осела, познакомившись со своими братьями по несчастью. 

Визиту соцработников парочка рада, особенно нехитрому набору съестного: полбуханки хлеба, лапша быстрого приготовления, пакетик чая и баночка кильки в томате. Угостив напоследок бедолаг чаем из термоса, мы тронулись дальше, а мужчина и женщина нырнули в свое подземное убежище.

У меня возникло мучительное чувство: как же оставлять живых людей в таких условиях? Разбираем ситуацию с соцработниками. Они говорят, что не имеют права принудительно куда-то забирать бомжей. Да и куда? 

От сумы и от тюрьмы…

Следующая остановка у храма Петра и Павла в Арбекове. У церковной ограды скучает оборванец. Подходим. Оказывается, тоже знакомый моим спутникам человек. Николай Иванович. Как и другие, он отказывается от предлагаемой помощи. Ничего ему не надо: ни документы выправлять, ни в ночлежку ехать. Правда, пайке и горячему чаю рад. На том и распрощались. 

— А почему они не хотят в дом ночного пребывания? — спрашиваю.
— Из-за дисциплины, из-за того, что там надо быть трезвым, — отвечает Юлия. 

Мы с сотрудниками опять рассуждаем о проблеме бомжей. 
— От такого образа жизни никто не застрахован, — говорят они. — Среди опустившихся  немало тех, кто имел жилье и вообще был когда-то уважаемым человеком.

Кого-то сгубила страсть к зеленому змию, кто-то продал квартиру и, промотав деньги, остался ни с чем. Есть и такие, кого обманули мошенники на продаже квартиры или дома. 
     
— Вечная история, — вздыхаю я, вспоминая свои беседы с обитателями ночлежки.


История вопроса

  Всегда в обществе есть небольшая часть людей, которые оказываются на обочине жизни. В XVIII—XIX веках это были странники и юродивые. В обществе к ним относились терпимо, купцы и дворяне строили на десятину (десятая часть доходов по правилам отдавалась на богоугодные дела) странноприимные дома для таких бедолаг. Их пускали и в дома: накормить бродягу считалось делом равнозначным милостыне.

О послереволюционном времени говорить трудно: вся страна была вздыблена, сословия перемешались, на обочине жизни оказывались и бывшие графы. Потом Великая Отечественная и миллионы сорванных с насиженных мест людей, эвакуация и прочие беды войны... 

Четкое отношение к бродягам сформировалось во второй половине XX века. В 1961 году  вышел закон об уголовном преследовании за тунеядство. Бродяжничество наказывалось тюремным заключением на срок до двух лет. 

Считалось, что подобное явление свойственно исключительно капиталистическому обществу и в СССР с этим злом нужно бороться. 

В 70-х годах за бездомными закрепилась аббревиатура БОМЖ (без определенного места жительства). Точной статистики нет, но все, кто жил в то время, знают: бродяг было мало. Но и тогда они были! 

А уж когда рухнул Советский Союз и в стране опять все перемешалось, бродяжничество (и детское, и взрослое) расцвело пышным цветом. На то были социальные причины: многие люди теряли работу, спивались, лишались жилья (процветало мошенничество с квартирами), распадались семьи.
 
В Пензе местом «работы» бомжей стал подземный переход от автовокзала к железнодорожному. Тогда все жили небогато, но попрошайкам подавали. Не забуду, как одним вечером увидел возвращающегося с «работы» бомжа (у него была колоритная внешность, и я его заприметил в переходе). А тут он шел по платформе вокзала и помахивал авоськой, в которой среди мятых газет лежали баночка красной икры (!) и бутылка коньяка. У меня слюнки потекли!

Вступив в 1991 году на демократический путь развития, Россия полностью декриминализировала бродяжничество: оно больше не считалось ни уголовным, ни административным правонарушением. 

Но и не реагировать на такое массовое явление государство не могло. Тогда как раз начала формироваться система социальной защиты населения, во многом по образу и подобию западных стран. А там, как известно, к бомжам относятся с большим сочувствием: их не наказывают — им помогают.

И в российских центрах социальной защиты населения появились отделы по работе с такой категорией лиц. Сотрудники совершали рейды по выявлению бомжей, приглашали их на горячие обеды и гарантировали помощь в экстренных случаях. 

Эта система, в принципе, остается и сегодня такой же. Продолжает работать и созданный в начале 90-х дом ночного пребывания (ДНП) на улице Рябова (микрорайон Терновка). 

Автор: Анатолий ВОЛОДИН

Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER


Популярное