Корреспондент «ПП», недавно побывавший в Москве, в Клубе региональных журналистов, пообщался с известным писателем и литературоведом, автором и ведущим передачи «Гений места» на телеканале «Культура» Петром Вайлем. Знаменитый словесник рассказал, что его раздражает в языке современной российской журналистики, а что – просто бесит. Русский язык – заложник знаменитостей— Не было такого периода в российской истории, когда именно журналисты определяли бы уровень и качество современного языка. Очень долго, вплоть до последнего времени, его определяли писатели. В последние полтора десятка лет писательский престиж резко упал, думаю, по самой простой причине. Писатель – не денежная профессия, если он не автор детективов или фантастики. Нормальный писатель перестал быть уважаемым членом общества. Он не пользуется привилегиями, не зарабатывает больших денег, его не уважают собственные дети. И претендовать на звание властителя дум он не может.Зато резко возросла роль журналистики: журналисты стали прилично зарабатывать. К ним стали прислушиваться. И так, как говорят, ведут себя, держатся журналисты, волей-неволей говорят, держатся и ведут себя остальные люди.Поэтому сейчас на бумажной, на радио-, на телевизионной журналистике лежит ответственность за язык, какой не было никогда. При этом есть масса претензий к современному языку: и к языку журналистики, и к языку улицы. Напыщенная серость— Самое страшное для языка – не заимствования, не жаргон: язык сам отсеет, что ему нужно, а что нет. Гораздо хуже то, что идет усредненность журналистского языка. Журналисты говорят и пишут одними и теми же фразами и словами от Калининграда до Камчатки. Вообще, штамп — вещь довольно удобная и не такая уж плохая. Штамп призван к сокращению многословия.Но желательно штампы свести к минимуму по единственной причине — чтобы не быть похожим на других. Для этого надо взывать к таким вещам, как чувство собственного достоинства, профессиональная гордость журналистов.Среди эксцессов журналистики бывают явные уродства, вроде «форсмажорная ситуация». Почему-то всем нравится писать «форсмажорная». Не «чрезвычайная», а именно «форсмажорная».Или, например, и на письме, и в эфире все говорят «прогремел взрыв». Хотя эта характеристика совершенно бессмысленная, она акустическая. Совершенно неважно, прогремел он или не прогремел. Важно, что он произошел. Но никто не говорит «произошел взрыв», а говорят «прогремел», как будто важно, что раздался громкий хлопок. Или, например, «начиненная взрывчаткой машина взлетела на воздух». Я был на чеченской войне и видел, что на воздух ничего не взлетает. Начиненная взрывчаткой машина вздрагивает и разваливается на части. Тем не менее, все говорят «взлетела на воздух».Журналисты обожают слова «структура», «регион» и «проект». Причем любая грошовая затея будет называться «проектом». По определению языка «проект» – это то, что впереди. Но никого не смущает сказать: «У него за плечами 15 проектов». Это все говорится для придания важности излагаемым событиям, а, стало быть, и себе. Потому что когда у тебя что-то «взрывается и взлетает», то ты и сам вырастаешь в собственных глазах, а, стало быть, в глазах читателей и слушателей. Тогда ты серьезный человек, без которого не обойтись.Вы, наверное, обратили внимание, что операция всегда «широкомасштабная» и «тщательно спланированная». Даже если промазали, никого не убили. Что за бездарные люди, которые это планировали? А в ответ им «готовят широкомасштабную операцию» – 4 милиционера вышли. Здесь тоже понятно: потому что если ты сообщаешь о широкомасштабной операции, то и твоя цена выше.Недавно я слышал и такое: «Из эпицентра взрыва – корреспондент Первого канала». Хотел бы я посмотреть, что осталось бы от этого корреспондента, окажись он в эпицентре взрыва.Чудовищный штамп, касающийся террористов: наших убивают, а их «ликвидируют». Это люди, которых выводят за пределы рода человеческого: «ликвидировали» — как будто присыпали дустом. В конечном счете, это неуважение к врагу, и оно унижает победителя.Есть еще очень старая болезнь журналистики – это концовки. Концовки всем известны – что на письме, что на голосе: «комментарии излишни», «время покажет», «поживем — увидим», «если звезды зажигают, значит, кому-то это нужно», «мяч круглый, поле ровное, земля квадратная», «память услужливо подсказывает» и т. п. Об украшательстве— Российские журналисты очень любят эпитеты и метафоры. Вот примеры совершенно подлинные – я ничего не придумал: «хрустящие банкноты в руках новоявленного миллионера». Здесь все слова лишние. «Заокеанские гости пожаловали не с пустыми руками» – провинциальный фельетон. «Крошки от большого пирога своей щедрости», или «Череповец готов к нашествию клещей». Представляете? Там и МЧС, и армия, и милиция. «Огонь получил вольную». Еще красивый оборот: «Нельзя попросить беду подождать до утра». Честно говоря, я просто не понимаю, что здесь имеется в виду. «На руки юной Леночки Петровой ложится первый метр колбасной оболочки». Не хотел бы я быть кавалером этой Леночки Петровой!В той же категории красот стиля — философическая журналистика. «Жизнь — это бесконечный выбор между созиданием и разрушением». Что человек сказал? «Капля воды, в которой отражается целый клубок проблем». Очень хорошая фраза, которая вошла в мою жизнь: «Чтобы вопросы отпали для понимания». Это Черномырдин. К этому примыкает освоение религиозной тематики и поэтики. Как правило, никто из журналистов ничего толком не знает, первоисточников не читал. Поэтому получается: «Явление судебных приставов народу», «Христос воскрес, — без сомнения, главная новость недели».В августе прошлого года РИА «Новости» опубликовали сообщение о Преображении Господнем. Сама затея в телеграфном агентстве сообщить о Преображении Господнем — тоже вызывает настороженный интерес. Там было написано коротко и внятно, в чем там дело, что и как происходило, а далее: «Апостолы были ошеломлены и упали ниц, — сообщают РИА «Новости».Есть еще два полюса: казенщина и простонародность. Меня очень занимает, как благодаря журналистам в язык вошли слова, которые раньше были уделом отчета колхозных бухгалтеров. Это «задействованность» и «востребованность» — совершенно бухгалтерские слова. Почему в операции «задействованы» 20 милиционеров? Почему не «приняли участие»? Как их «задействовали»? Тем не менее, эти слова всплывают в журналистике повсеместно. Не говоря уже о таких «замечательных» оборотах, как «уничтожение путем сжигания» – заметьте, это подлинные цитаты – «Не пропустили ни одного захламления территории» или «Систематически подвергаются уничтожению», хотя понятно, что просто «уничтожаются».На другом полюсе – имитация якобы народной речи. «Суров — спасу нет». Это идет такой «былинный сказ», призванный вызвать большую симпатию к человеку, а на деле вызывающий полное отвращение.Не придумывайте шутки— Страшное поветрие российской журналистики — шутливые заголовки. Они несравнимы ни с чем. В цивилизованных странах такие вещи позволены только спортивной журналистике, в серьезной политической журналистике каламбурных заголовков быть не может. Там заголовки повествовательные: «Иран начал переговоры с МАГАТЭ». И все. Скучно, но из заголовка понятно, что происходит.Метафорический заголовок обычно попадает в две категории: одна категория — глупые шутки, потому что умную шутку придумать невозможно, вторая категория — вранье. «Красноярский край охвачен пламенем» — простой взгляд на глобус показывает, что такой катастрофы не было в истории человечества никогда. Если Красноярский край будет охвачен пламенем, то Земле конец. Тем не менее, это говорят и пишут.Про шутки на грани кощунства я уже и не говорю. Вот заголовки, которые не дают мне покоя: «НАТО быстро введет и быстро выведет», «Насмерть затоптали 80-летнюю бабуську». Речь идет о смерти женщины в толпе.А когда убили Ахмада Кадырова, на НТВ на следующий день появился молодой журналист на стадионе, где произошел взрыв. Он пошел по ступенькам трибуны и, глядя в камеру, сказал: «На трибунах становится тише».Когда объявили, что у известной певицы рак груди, заголовок на одном из интернет-сайтов был: «Грудь в кистах». Я спросил у знакомого: «Интересно, этот человек написал бы так про свою мать?» Он ответил: «Конечно, а почему бы и нет, если мать знаменитая?» Наверное, он прав.О второй Венеции, туманном Альбионеи острове Свободы— Венеция — самый употребительный город в российской журналистике. Стоит только по весне растечься местной речке, как сразу: «Нижний Ломов превращается в Венецию»; «Скоро в магазины можно будет въезжать на гондолах» — город Ноябрьск. Можно точно поручиться, что не скоро! «В ближайшие дни станет ясно: превратится ли Ижевск в Венецию». Даже не надо ждать – не превратится.В Астрахани намечалась реконструкция, и было написано, что отцы города подходят ко всему очень вдумчиво и внимательно, чтобы из Астрахани не получилась вторая Венеция. Вот такой леденящий страх их охватывает, что не дай Бог! Еще одна болезнь российских журналистов — употреблять метафорические названия стран. Номер один, безусловно, «Туманный Альбион». Кто был в Англии, знает, что несчастный Альбион не такой уж и туманный. Номер два – «Поднебесная». Номер три — «Страна восходящего солнца». И совершенно особое место занимает «Остров Свободы». Это уже полная фантастика. Совершенно спокойно можно прочесть или услышать фразу: «На Острове Свободы продолжаются преследования инакомыслящих». Ушло все: дружба с Кубой, забота о Кубе, с ней нет никаких отношений, а все говорят «Остров Свободы». Насколько языковой штамп долговечнее и надежнее, чем любые политические реалии, — это поразительно. Остров Свободы остается Островом Свободы несмотря на то, что Кастро — диктатор.При всех эксцессах, недостатках, глупостях современной журналистики я ничуть не жалею о том, что советская журналистика, в которой тщательно следили за всеми правилами грамматики и стилистики, ушла. Ведь нельзя сравнивать главное: степень свободы слова. А за свободу можно отдать все – все правила русского языка, грамматики, синтаксиса с орфографией.
Автор: Записал Алексей ПАНИН
Нашли ошибку - выделите текст с ошибкой и нажмите CTRL+ENTER
